– Веретена непросто привести в равновесие. Когда проход был уничтожен, мы потеряли возможность вернуться домой и теперь обречены провести свой долгий век в этом мире, – невозмутимо продолжала она. – Но по мере того, как Таристан будет охотиться за Веретенами и пытаться их вскрыть, границы начнут слабеть. Откроются проходы, как новые, так и старые. Пусть мне и хотелось бы, чтобы это было не так, но Оллвард погибнет, а его Веретена сгорят. Однако мы можем отправиться на поиски Перепутья – или даже самого Глориана – и вернуться на родину.

Дом потрясенно развернулся к ней лицом.

– И оставить Вард на верную гибель.

– Оллвард обречен.

Ее лицо посуровело, становясь непреклонным, словно гранит.

– Ты не видел Глориан. Я не рассчитываю на то, что ты поймешь, – глухо произнесла она, снова опускаясь на трон.

Дом посмотрел на Рию и увидел в ее глазах отражение своего негодования. Однако принцесса молчала, сложив руки на коленях. Она чуть заметно качнула головой сначала в одну сторону, а потом в другую. Было понятно, что она пытается сказать.

Остановись.

Он оставил ее совет без внимания. Его сдержанность дала трещину.

– Так, значит, гибель Соратников была напрасной.

Он провел ногтями по лицу, сдирая с кожи засохшую кровь. Зеленый мрамор усеяли алые звездочки.

– Выходит, что вы трусливы, миледи.

Торэкель вскочил на ноги, обнажив зубы в злобной гримасе, но правительница жестом приказала ему сесть. Она не нуждалась в защите, находясь в собственном дворце.

– Мне жаль, что ты так считаешь, – мягко произнесла она.

В сознании Дома гремели голоса и воспоминания, сражаясь за то, чтобы быть услышанными. Последний вдох Кортаэля. Его пустые глаза. Павшие видэры. Лицо Таристана, Красный маг, армия Асандера. Вкус собственной крови. А потом его мысли перенеслись к легендам о Глориане и об отважных, благородных мужчинах и женщинах, которые отправились в Вард. Об их величии и победах. Об их силе, превосходящей любую другую в этом мире. Все это ложь. Все это ничего не значит. Все потеряно.

Он развернулся спиной к правительнице – и к своей вере в мир и самого себя. Ему казалось, что мраморный пол пришел в движение, словно превратившись в зеленое море. Все его мысли были о близнеце Кортаэля и о том, как стереть проклятую ухмылку с его губ. Нужно было положить этому конец в бою у храма. Убить его или умереть самому. По крайней мере, тогда я не услышал бы этих кошмарных слов и избежал бы разочарования.

– Что ты собираешься делать, Домакриан, сын моей возлюбленной сестры? – проговорила Изибель ему вслед. Голос правительницы звучал глухо, словно на него давили десять сотен лет ее правления. А еще в нем слышалось отчаяние. – Разве в твоих жилах течет кровь Древнего Кора? Или, может быть, у тебя есть Веретенный клинок?

Единственным ответом Дома был стук его сапог.

– Значит, ты уже потерпел поражение! – крикнула она. – Как и все мы. Нам необходимо покинуть этот мир, прежде чем он погибнет.

Принц Айоны не замедлил шага и не обернулся.

– Мужчины и женщины, превосходившие меня во всем, погибли напрасно, – произнес он. – Будет справедливо, если я последую за ними.

Несколько часов спустя принцесса Рия нашла его в конюшне Тиармы. Он яростно трудился, вычищая стойла и разбрасывая вилами сено.

Будничная работа помогала забыться, пусть ее и сопровождал омерзительный запах. Дом не позаботился о том, чтобы переодеться: на нем по-прежнему оставались кожаные штаны и изорванная мантия. Он даже не отчистил с сапог грязь, налипшую на поляне возле храма; возможно, на них была и запекшаяся кровь. Его светлые волосы рассыпались по плечам, а несколько прядей прилипли к израненной половине лица.