- Просыпайся, Тереза. - Не получив ответа, я осторожно встряхнул ее. - Давай, просыпайся!

Глаза ее оставались закрытыми. На мгновение я успел испугаться, что она умерла, однако при ближайшем рассмотрении обнаружились равномерный пульс и размеренное дыхание.

Я встряхнул ее посильнее.

- Терри, подъем!

Ответа не последовало. Я глубоко вздохнул, наконец сообразив, что передо мной вызванная полнейшим истощением смерть в миниатюре: в безмолвном поединке с болью во время допроса она слишком сильно исчерпала себя. Спиртное несколько ослабило железный самоконтроль, и организм отключился, чтобы восстановить внутренние резервы.

Я по мере сил осторожно приподнял ее с матраса и устроил в промежутке между койкой и столиком, чтобы покачнувшаяся яхта не бросила ее на пол. И вновь она никак не отреагировала. Она пребывала так далеко, что, наверное, и ведро холодной воды не заставило бы ее очнуться, а если бы и заставило, то привело бы к серьезной психической травме. В противном случае - к воспалению легких. Ничего не поделаешь, придется сражаться в одиночку.

Вернувшись в рубку, я включил белый якорный свет на верхушке мачты: от меня ожидалось, что я подам Береговой Охране какой-то сигнал, минимум возможного, учитывая плачевное состояние аккумуляторов на борту. Затем отключил автопилот и перевел передачу в нейтральное положение, оставляя двигатель работать вхолостую. Выхлопные газы в темноте не заметны, а Казелиус может утратить бдительность, завидев яхту замершей неподвижно, предположительно, лишенную двигателя и беспомощную. Я взглянул на радар и без труда отыскал противника, довольно большое пятно, быстро приближающееся к нам со стороны берега. Его радар работал, отбрасывая на наш экран странную паутину линий, и, вне всяких сомнений, он так же хорошо видел нас.

Я вышел на палубу и огляделся по сторонам. Казалось, никогда еще меня не окружало такое темное и пустое ночное море. Ни кораблей, ни звезд, ни горизонта, лишь иногда поблескивание пены на гребне большой волны, накатывающейся с юго-запада... Я сел и стал ждать, время от времени поглядывая на часы. Наконец с подветренной стороны проступило белое пятно. Несколько секунд спустя неподалеку появилось другое, потом - еще одно. Превосходно. "Гольфстример" приближался к нам полным ходом, рассекая большие океанские валы, отчаянно пеня воду, и, несомненно, несмотря на свои размеры, изрядно раскачивая пассажиров.

Я, как и пристало, в очередной раз проверил свое оружие - при желании это можно счесть признаком нервозности. Вернул ружье на место и оставил себе винтовку, включив лазерный прицел и направив его в небо. Убедился, что заготовленная супербомба не соскользнула со своего места. Хотя интуиция подсказывала, что вне зависимости от нашей кажущейся беспомощности Казелиус поначалу проявит осторожность и не станет приближаться на расстояние ружейного выстрела, не говоря уже о дистанции, с которой можно добросить гранату. Придется его пригласить...

Интуиция меня обманула. Катер, не сбавляя хода, надвигался на нас так, что я уже засомневался, не переквалифицировался ли мой противник в камикадзе - судно было достаточно большим, но ввиду отсутствия брони столкновение на такой скорости с крепкой двенадцатитонной яхтой закончилось бы для него весьма фатально. Однако в последний момент призрачный силуэт катера все же слегка отклонился, и я понял, что непозволительно ошибся в оценке его намерений: мне предоставлялся тот самый искомый шанс, поскольку Казелиус нацелился пройти совсем рядом с яхтой. Я мог забросить свою взрывчатку прямо ему на кокпит, или, окажись у меня в руках ружье, смести его зарядом дроби с верхнего мостика. Единственное, чего я не мог, это достаточно точно прицелиться сквозь закрывающий его пластик, чтобы попасть одной винтовочной пулей.

Один мужчина стоял на передней палубе, еще один притаился на кокпите. Они открыли огонь уже с пятидесяти ярдов, но "Гольфстример" слишком сильно раскачивался, чтобы на таком расстоянии попасть куда-либо из паршивого маленького автомата.