– Ну что же, – сказал он, – во всяком случае, как бы то ни было, теперь все кончено.
Севилла посмотрел на него. У Адамса был усталый, поникший вид, и одновременно чувствовалось, что им овладевает какое‑то странное успокоение. На земле остались считанные мирные дни, но по крайней мере он, Адамс, может заключить свой личный маленький мир с В. Два дельфина, два человека – это не в счет, мелкие потери в маленькой ссоре двух ведомств. В выигрывал, и теперь, поскольку В выигрывал, Адамс мог спокойно присоединиться к мнению большинства. Укрыться за спиной шефов. С абсолютно чистой совестью.
– Должен ли я вызвать полицию? – сказал Севилла, нарушив молчание.
– Ни в коем случае, – поторопился ответить Адамс. – Исчезновение Фа и Би должно остаться в тайне. К тому же я уже связался с полицией п объяснил причины ночной перестрелки: мы обнаружили отряд кубинских диверсантов, пытавшихся пробраться к берегам Флориды, и разделались с ними. – Поскольку Севилла молчал, он продолжил: – Очевидно, это помешает вам получить страховую премию за «Кариби». Но я думаю, наше ведомство сможет возместить все убытки.
Севилла смерил его взглядом.
– Я не прошу ничего.
– Как всегда, донкихотствуете, Севилла?
И добавил, не дождавшись ответа:
– Я сделаю несколько снимков мертвых дельфинов и покину вас. Хотите ли вы сохранить оружие?
– Как вам угодно.
– Оставьте его у себя, хотя бы на время. Но мне кажется, вам уже не грозит никакая опасность.
– Вы собираетесь снять вашу заградительную охрану вокруг острова?
– Конечно, на мой взгляд, в ней теперь нет необходимости. – И он добавил секунду спустя: – Что же касается оружия, то, имей я ваш остров и вап1и деньги, знаете ли вы, что бы я сделал? Я построил бы себе противоатомное убежище прямо здесь, среди скал. Что бы ни случилось, у вас было бы больше шансов выжить.
Севилла взглянул на него: какой цинизм! И каким естественным он кажется Адамсу! Сто, сто пятьдесят, двести миллионов американцев подохнут в самых диких условиях, а я, несмотря ни на что, я выживу. Потому что у меня есть деньги. А значит, есть и право делать все, что угодно, с моими деньгами, например, употребить их на то, чтобы спасти свою шкуру во всеобщей бойне. И главное, вся Америка меня одобрит: во имя прав личности и свободы предпринимательства.
– Я могу взять с собой трупы дельфинов, – сказал Адамс безразличным тоном.
Севилла поморщился.
– Нет.
– Что вы собираетесь с ними делать? Бросить в море?
– Нет.
– Почему?
– Акулы. Я не хочу, чтобы их сожрали акулы. – Он добавил: – Я оболью их бензином и сожгу.
– Сгорят, как буддийские монахи, – сказал Адамс с усмешкой.
Севилла отвел глаза в сторону.
– Прошу прощенья, – сказал Адамс. – Я забыл, как вы были привязаны к этим животным.
Из остатка поленьев, лежавших в гостиной, – все приходилось привозить с материка, даже дрова, – Питер сложил костер так, чтобы дым не шел в сторону дома, сложил его совсем на другом конце острова, куда никто никогда не ходил, так как там ничего но было, кроме острых камней и скал, где вода в непогоду постоянно бурлила, забрасывая в трещины и впадины хлопья белой грязной пены, похожей на комки хлопка‑сырца. Пришлось сделать несколько рейсов с железной тачкой, чтобы привезти останки обоих дельфинов и уложить их, орудуя лопатой, на поленьях. Севилла, бледный, со сжатыми зубами, вылил на поленья две канистры бензина. Затем, держа в вытянутой руке длинную, зажженную с одного конца сосновую ветку, он коснулся ею основания костра и тотчас же отбросил. |