Она не любила вспоминать о Тралене. Говорили, что навигаторы умирают, если лишаются варп-ока. Похоже, у этого мрачного правила были редкие и не менее мрачные исключения.

Пришлось потратить немало времени, чтобы успокоиться и решиться без всякой цели заглянуть за грань, но, когда она закрыла человеческие глаза и сняла бандану, остальное было проще простого. По правде, даже слишком просто — такое же ощущение испытываешь, срываясь с крутого склона, на который успел вскарабкаться до середины, — но она знала, что ей хватит силы вернуться.

Октавия, бывшая Эвридика из Дома Мерваллион, может, и не принадлежала к генетической линии, благословенной исключительным навигаторским даром, однако опыт, полученный на борту норовистых и своевольных судов Восьмого легиона, отточил ее мастерство. Глядя в безбрежный черный океан, она невольно задумывалась о том, какие результаты показали бы сейчас тесты на профпригодность, проводившиеся на Священной Терре. Стала ли она сильнее или все дело в уверенности и опыте?

Ей не суждено было это узнать. Вероятность того, что она еще раз ступит на землю Тронного Мира, равнялась одному на миллион. Однако эта мысль уже не казалась такой горькой, как прежде. Октавия не могла сказать наверняка почему.

Но сейчас ею руководило любопытство. Менее эгоистичное и более извращенное любопытство, чем желание узнать собственную судьбу. Прозревать в Море Душ было просто — достаточно открыть ее третий глаз. Ей не требовалось находиться в варпе, в отличие от некоторых навигаторов. У каждого из них дар проявлялся по-разному. Ее отец, к примеру, мог прозревать в варп, только когда открывал все три глаза. Октавия не знала, отчего это так, — у каждого из них были свои привычки.

Когда она видела, то просто вглядывалась с помощью тайного зрения в прилив и отлив сгустков темноты, бесплотных, но сходных с волнами моря, бесформенных, но переплетающихся, как змеи. Шаманы и ведьмы из первобытных эпох Старой Земли не смогли бы отличить это от ритуалов, позволявших им заглядывать в круги их мифической преисподней.

Но когда она искала, то каждый раз невольно задерживала дыхание до тех пор, пока истошно колотящееся сердце и боль в легких не заставляли ее вздохнуть снова. На каком-то логическом уровне она понимала, что проникает взглядом сквозь нечистые волны, а возможно, и оставляет в эфире части собственной личности — но эта метафизика ее мало интересовала. Важно было лишь то, что второе зрение помогало ей обнаружить.

В безумии эльдарской осады они снова и снова спасались бегством, двигаясь по путям наименьшего сопротивления среди бурлящих потоков. Псайкерский вопль Талоса взбудоражил варп — эфирные вены воспалились и раздулись, а реки вышли из берегов. Она вела корабль, используя все свое мастерство и скорее доверяясь ветрам, чем проламываясь сквозь волны с угрозой разрушить судно. И все это время она то вглядывалась в кровоточащий варп, то прикладывала руку к растущему животу.

Теперь, когда на нее не давила необходимость управлять кораблем, Октавия могла всмотреться в имматериум. Она вглядывалась пристальнее, видела дальше, сквозь сотни оттенков черноты за пределами Астрономикона, разыскивая малейший проблеск света в бурлящих тучах.

В первый раз она хотела увидеть то, что сотворил Талос. Сталкивающиеся волны демонической материи, жестоко израненные, кровоточили у нее на глазах. Вещество истекало из ран и вливалось в другие эфирные громады. Они распадались и вновь сходились, рассыпались пеной и разделялись на сгустки, порождали вопящие лица и поглощали их в тот же миг.