— Мы четыре века ждали спасения от Империума. Они нас не слышат.

Повелитель Ночи мотнул головой, отчего сервосуставы его поврежденного доспеха недовольно взвыли.

— Разумеется, они вас слышат. Просто предпочитают не отвечать.

— Мы слишком далеко от Астрономикона, чтобы они решились на полет сюда.

— Хватит отговорок. Я сказал тебе, почему они бросили вас здесь.

Талос медленно перевел дыхание, тщательно взвешивая следующие слова.

— На этот раз они ответят. Я об этом позабочусь. Есть ли в вашей убогой общине лига Астропатов?

— Э… гильдия? Да, конечно.

— А другие люди с псайкерскими способностями?

— Лишь те, кто в гильдии.

— Ты не можешь солгать мне. Когда ты врешь, твое тело выдает тебя тысячей мельчайших сигналов. И каждый из них для меня словно зов боевой трубы. Что ты пытаешься скрыть?

— Время от времени среди псайкеров происходят мутации. С ними разбирается гильдия.

— Очень хорошо. Приведи ко мне членов этой гильдии. Сейчас же.

Архрегент даже не шелохнулся.

— Вы оставите нам жизнь? — спросил он.

— Посмотрим. Сколько душ в этом мире?

— Согласно нашей последней переписи, десять миллионов в семи поселениях. Жизнь недобра к нам здесь.

— Жизнь недобра повсюду. Галактика не питает любви ни к кому из нас. Я оставлю некоторым из вас жизнь и позволю влачить существование на руинах, пока вы дожидаетесь Империума. Если никто не выживет, то некому будет рассказать об увиденном. Возможно, один из тысячи доживет до прихода Империума. Необходимости в этом нет, но это внесет забавный элемент драмы.

— Как… Как ты можешь говорить о такой су…

Талос прочистил горло. Сквозь вокалайзер шлема это прозвучало так, словно танк переключал передачи.

— Я устал от этой беседы, архрегент. Выполни мои пожелания, и ты все еще сможешь стать одним из тех, кто переживет эту ночь.

Старик встал с кресла и выпрямился во весь рост.

— Нет.

— Приятно наконец-то встретить человека со стержнем. Я восхищаюсь этим. Я это уважаю. Но сейчас не время для проявления сомнительной храбрости, и я покажу тебе почему.

Кирион шагнул вперед и сжал в кулаке жидкие волосы абеттора. Человек вскрикнул, когда его ступни оторвались от пола.

— Пожалуйста… — заикаясь, выдавил он.

Кирион, вытащив свой гладиус, с деловитым видом вспорол абеттору живот. Кровь хлынула потоком. Кишки повисли, почти выпав наружу, — их удерживали внутри лишь пальцы самого абеттора. Его мольба немедленно захлебнулась в отчаянном крике.

— Это, — обратился пророк к архрегенту, — происходит сейчас по всему тому пятну шлака, который ты зовешь городом. Это то, что мы делаем с твоими людьми.

Кирион, все еще удерживая абеттора на весу за сальные волосы, встряхнул умирающего. Последовали еще крики, перемежаемые влажными шлепками вонючей требухи, вывалившейся на палубу.

— Видишь? — взгляд Талоса не отрывался от лица архрегента. — Вы бежали в укрытия, загнав себя в безвыходную ловушку. А теперь мы с братьями найдем вас и сделаем то, что всегда делаем с трусами, бегущими, как последняя мразь.

Пророк протянул руку ко все еще живому, судорожно трепыхающемуся человеку, которого держал Кирион, и сомкнул пальцы железным кольцом вокруг его горла. Без всяких церемоний он швырнул тело на стол архрегента.

— Повинуйся мне — и один из тысячи избежит подобной судьбы. Ты будешь в их числе. Но если попробуешь бросить мне вызов, я не только не стану щадить никого из твоих людей, но и ты умрешь здесь и сейчас.