Но старшина хмыкнул, достал из ножен нож и поднес его к лицу офицера:
– Переведи фашисту: либо он будет говорить, либо я его пытать начну. Для начала палец отрежу…
Игорь перевел.
Офицер разразился длинной тирадой о Женевской конвенции, о правилах обращения с военнопленными.
Старшина выслушал перевод.
– Ты ему напомни, как немцы с нашими военнопленными обращались. Откажется говорить – зарежем, другого возьмем, поразговорчивее.
Слова старшины в переводе Игоря немцу явно не понравились, но выбора у него не было. И пока он обдумывал свое положение, старшина острием финки сильно кольнул офицера в кисть руки. Немец не ожидал этого и вскрикнул.
– Что, больно? Будешь молчать – на куски порежем. Быстро не умрешь, помучаешься…
Игорь понимал – стращает старшина, морально пытается сломать, такого ценного языка не убьют.
Однако немец сломался, испугавшись боли.
– Я гауптман Дитрих Фриче, заместитель начальника отдела материально-технического снабжения, занимаюсь горючим.
– Надо же, у него, оказывается, и язык есть! – притворно восхитился старшина. – А то начал с Женевской конвенции! Сразу бы так! Пусть на карте покажет, где на передовой наименее боеспособные части, – и старшина развернул немецкую карту из портфеля гауптмана.
Немец при свете фонаря всмотрелся.
– Вот здесь, – он показал пальцем. – Тут штрафники, уголовники, сброд… Никакого порядка…
– Надо же, у немцев-то, оказывается, штрафники тоже есть! – не сдержался Колтунов. – А я думал – они только у нас.
– Интересные сведения… – протянул старшина. – Вот там мы и переходить будем…
Глава 2. Дивизионная разведка
Двигались до утра. Два часа, потом короткий отдых – и снова вперед, к линии фронта. Немец сковывал движение группы и был как гиря на ногах. Кроме того, по мере приближения разведчиков к передовой стали встречаться полевые госпитали, артиллерийские батареи, танковые подразделения. Старшина в таких случаях сверялся с немецкой картой – совпадают ли сведения? Сведения совпадали, и они аккуратно обходили подразделения, а это – лишний крюк, потеря времени.
Старшина все чаще поглядывал на часы и наконец объявил привал.
– Все, парни, на дневку останавливаемся. Дальше нельзя, опасно, светать начинает.
Обидно, до передовой рукой подать, километров пять. По мирным меркам – тьфу, час прогулочным шагом. Но спешка могла привести к гибели группы и потере с таким трудом доставшегося «языка».
Решение старшины в душе одобрил каждый из разведчиков, белым днем через несколько линий траншей ни за что не пройти.
Они поели консервов, накормили пленного и завалились спать в лесной ложбинке. Место удобное, в десяти шагах пройдешь и не заметишь.
Старшина назначил часового – они менялись каждые четыре часа, чтобы все разведчики отдохнуть успели. В отличие от пехотинцев, где наручные часы были редкостью – особенно в первые годы войны, разведчики их имели все, без них в тылу врага невозможно согласовывать действия. Конечно, часы были трофейные, но не дешевая штамповка, а довоенного производства.
Разведчикам позволялись вольности, за которые других военнослужащих наказали бы. Например, они могли постоянно носить при себе боевые ножи. Кто-то имел отечественные, другие – снятые с убитых немецких разведчиков – у них была качественная сталь, которая не ржавела. О хороших кожаных сапогах или трофейных кожаных ремнях вместо наших брезентовых даже не упоминалось, как и о компасах. И карты немецкие точнее наших были, каждый ручей, каждое отдельно стоящее дерево указано было. |