|
Он купил “Тойоту”, когда на работе его вынудило к этому начальство – неприлично стало ездить на “Жигулях”. Относительно “прилично – неприлично” у него была еще одна, отдельная, теория о том, что пиджак “Хьюго Босс” ничем не отличается от пиджака швейного комбината №4 города Балашихи и платить бешеные деньги за торговую марку и имидж не имеет никакого смысла. Темные очки и в Африке темные очки, будь то “Кристиан Диор” или китайское кооперативное производство. Тем не менее, пиджаки он покупал в бутиках, а очки в салонах, и это нарочитое лицемерие выводило Киру из себя.
У-уф… Вот сколько всего накопилось. И все-таки, все-таки она его сильно любила и даже не поняла, когда и за что разлюбила. Он всегда был таким, и именно таким она его и любила, вернее, ей удавалось любить его именно таким. Что изменилось? Критическая масса раздражения стала совсем уж критической? Кира ничего не понимала в критической массе. Зато ее муж только в ней и разбирался. Бывший муж. – Ты извини меня, Кира, – вдруг сказал он совсем рядом, – я не знал, что ты не разрешила ему звонить. Я бы не приехал, если бы знал, что ты не разрешила. Твой… приятель уехал из-за меня? Она так знала своего мужа, что моментально поняла, о чем этот вопрос. К отъезду Сергуни он не имел никакого отношения. – Нет, Сереж, – пояснила Кира, отвечая на тот, настоящий вопрос, – ничего особенного. Мы познакомились три месяца назад, на дне рождения у Юльки Андросовой. И он стал… приезжать. – Тим его ненавидит, – сообщил Сергей буднично, – просто ужасно. Сегодня утром сказал мне по телефону, что он его убьет. Может, ты воздержалась бы и не стала приглашать его к нам… в смысле, сюда. – А куда мне его приглашать, – холодно спросила Кира, – в сквер на лавочку? Или ты думаешь, что я всю оставшуюся жизнь должна по тебе страдать? Он знал, что не должна, но ему хотелось, чтобы страдала. Ее любовник – в халате, на их кухне, где столько всего было, хорошего и плохого, смешного и стыдного, и трогательного, и забавного, они когда-то даже любовью занимались на узком гобеленовом кухонном диванчике, потому что у них не хватило сил дойти до спальни и закрыть за собой дверь, – ее любовник, красавец-мужчина, атлет, победитель, оскорбил его ужасно. Он все не мог выбросить его из головы и ревновал так, что ревность, кажется, прожгла в желудке дыру. Почему она оказалась именно там, Сергей не знал, но больно было именно в желудке и немного в голове. Черт подери, никто, кроме него, не имел на нее никаких прав! Она принадлежала ему всю жизнь, с тех самых пор, когда он впервые ее увидел – он читал лекцию второкурсникам, аспирантов заставляли читать лекции, а она сидела в первом ряду и зевала до слез. Тогда впервые он всерьез усомнился в своих преподавательских способностях. Сергей вдруг подумал, что, несмотря на развод, он так и продолжает считать ее своей. Если бы не Тим с его утренним воем в трубку, ему и в голову бы не пришло, что у Киры есть… любовник. Почему-то наличие Инги – Тани, Оли, Кати, Маши, Ксюши – у него самого совершенно не подготовило его к тому, что у Киры тоже может быть Саша Вадик, Коля, Вася, Дима, Боря или даже Гена. – Я помылся! – протрубил из комнаты их сын. – Мам, давай мне этот чертов новохренит, и я спать пойду. – “Новопассит”, – устало поправила Кира, – и не смей выражаться. Тим пришел на кухню – в халате и нелепых пижамных штанах, торчащих из-под него, – выпил ложку темной вязкой жидкости, сморщился, запил кипяченой водой и утерся рукавом. – Пап, – сказал он, подумав, – может, ты у нас останешься? Чего тебе ехать, поздно уже!. |
