– Одна на миллион… – эхом повторила я.

Он склонился к моим губам, и я до последнего думала, что нам помешают. Отец выломает дверь и влетит в комнату верхом на дверной ручке, кто-нибудь из коллег обнаружит, что я случайно прихватила его чемодан, рухнет крыша или загорится занавеска от беспечно брошенной свечи.

Но вместо тысячи катастроф был один поцелуй.

Первый настоящий в моей жизни.

Джулиан прикоснулся губами к моим, согрев дыханием. Притянул меня к себе, запуская пальцы в тяжелые крупные локоны. Впился поцелуем, удивительно реальным, жестким, глубоким. Так, как никогда не целовал ни на свадьбе, ни на формальных приемах.

Внутри все сжалось, я едва не застонала от накативших ощущений: совершенно новых и пугающих. Я до боли в пальцах сжала полы его рубашки, не в силах оторваться от поцелуя. Откинув голову, я просто наслаждалась и запоминала.

Запах. Табака и ванили, дождевой свежести, цветов в небольшом палисаднике под окошком.

Прикосновения. Кончиков пальцев к шее и контурам ключицы, к щеке и выше, чувствительной коже за ухом.

Звук. Хриплого дыхания и бьющихся в тишине сердец.

Темнота обострила все чувства.

На миг он оторвался от моих губ, чуть прикусив припухшую и чувствительную нижнюю, спустился к шее, неторопливо лаская языком и пальцами.

До дрожи. Болезненных, но безумно приятных спазмов внизу живота.

До бабочек – а то и целых драконов в груди.

С его губ вдруг сорвался усталый стон. И все кончилось, а там, где еще секунду назад кожа горела, теперь стало холодно. Я инстинктивно обхватила себя руками, наблюдая, как Джулиан стремительно застегивает рубашку и обувается. До меня не сразу дошло, что он уходит.

– Что…

– Извини, мне нужно идти.

– Посреди ночи?

– Да, это важно.

– Джулиан, ты не должен уходить из-за поцелуя, это случайность…

– Прости, Квин, – вздохнул он. – Но мы зашли слишком далеко. Мне лучше уйти.

– Значит, я все еще та навязчивая влюбленная дурочка? – грустно усмехнулась я.

В который раз за последнее время Златокрылый удивил: он посмотрел с сочувствием и поморщился, словно я причинила ему боль его же цитатой.

– Ты можешь остаться, – тихо сказала я. – Я давно не строю иллюзий.

– Я не останусь. Прости. Когда-нибудь я смогу объяснить, но…

Я отвернулась. Почему-то стало стыдно. Как будто поцелуем – хотя мы потянулись друг к другу одновременно и каждый хотел этого одинаково сильно – я разрушила хрупкий мир, с таким трудом выстроенный нами на работе.

Как будто я разрушила все, заморозила его сердце, вновь превратив в циничного холодного принца, который без лишних эмоций бросил роковую красотку Дару.

Дверь за ним закрылась. О том, что случилось, напоминали лишь влажное полотенце и запасная, видавшая виды подушка. Она соскользнула со спинки кресла и валялась на полу, но я не нашла в себе силы поднять.

Погасив несколько не догоревших свечей, я с головой залезла под одеяло и там дала волю обиде. Плакать не хотелось, хотелось жалобно скулить, потому что в очередной раз напоминание о чувствах к бывшему больно ударило по самолюбию. В очередной раз рядом с Джулианом я почувствовала себя надоедливым ребенком, мечтающим о внимании взрослых. Тем самым ребенком, которому кажется, что уж он-то куда взрослее и интереснее всех своих сверстников.

– Ну что со мной не так… – тихо сказала я, словно надеялась, что кто-то в пустой квартире ответит. – Почему я не гожусь даже на случайную связь?

В такие моменты во мне просыпается девочка, которая знает: любить надо за что-то.