Пламенеющий – мой шанс. «Драконьи авиалинии» оказывают помощь сотрудникам, попавшим в трудные ситуации, нужно только правильно попросить. Я могу взять заем, чтобы вернуть долг Брауну и обезопасить родных, а затем попросить перевод на Плато или в Подземный, чтобы не пересекаться со Златокрылыми. Вряд ли Браун решится мне мстить.

– Желаешь завтрак? – спросил Браун, когда я спустилась.

Он по-хозяйски развалился в кресле в столовой, бросив на спинку пиджак. Даже одевался Браун иначе, явно пытаясь подражать Златокрылому. Но если Джулиан четко понимал (или ему подсказывала мать), в какие моменты какой костюм уместен, то Брауну не у кого было спрашивать совета. Так что он смотрелся как глупый школьник, надевший отцовскую форму и щеголяющий перед одноклассницами.

Честное слово, рядом с ним я чувствую себя неприлично взрослой женщиной. Хотя мне всего двадцать три!

– Желаю никогда тебя не видеть. Но раз не все мечты сбываются, то и от блинчиков откажусь.

– Знаешь, Квин, ты меня удивляешь. Кажется, мой брат все-таки чему-то тебя научил.

Он как-то странно, слегка похабно, усмехнулся, и меня замутило.

– А с ним ты была не такой остроумной. Терялась? Нервничала? Боялась обидеть? Что ж, я не против невесты с острым язычком. Раз не хочешь завтракать, то идем. Как раз успеем все решить до планерок. А потом тебя будут ждать в салоне, магазине и так далее. Домой вернешься шикарной женщиной.

– Если магазин будет тот же, где тебе подшивали костюм, то шикарной точно не вернусь. Пошли.

– Так нельзя говорить, Квин. Красота языка очень важна. Нужно говорить «идем».

– Нужно – говори.

Я развернулась и направилась к выходу, не собираясь дальше пререкаться. По дому сновали немногочисленные слуги, которые, как показалось, с любопытством на меня косились. Оливия предпочла завтракать у себя: у дверей я столкнулась со служанкой, держащей в руках поднос.

За окном лило как из ведра. У ворот нас ждал экипаж, и, хоть перспектива ехать в тесной кабине с Брауном не воодушевляла, идти под проливным дождем хотелось еще меньше. Я привалилась к окну, чтобы сделать вид, что сплю, и избежать светской беседы, но вскоре и впрямь начала дремать – сказалась бессонная ночь.

– Почему ты так его любишь? – спросил Браун. – Я не понимаю! Джулиан отвратно с тобой обошелся. Пренебрег вашим браком, унизил, оставил без средств. Из-за него тебя полоскали в газетах и до сих пор, кстати, полощут. Даже после развода он продолжил над тобой издеваться, отпускать неуместные шуточки. А ты все вздыхаешь… Неужели в тебе нет ни капли самоуважения?

Экипаж остановился перед главным входом в «Драконьи авиалинии». Дождь, увы, не закончился. Прежде чем выйти, я спросила в ответ:

– А в тебе? Подбираешь объедки за братом. Носишь его вещи. – Я кивнула на часы, которые явно были ему велики. – Пристаешь к его жене. Живешь в его доме. Ты еще не попросил у Оливии разрешения называть ее мамочкой?

Я перегнула палку: глаза Брауна вспыхнули яростью. Я чудом успела отшатнуться, и его пальцы схватили воздух.

– Еще раз, Квин, еще хоть раз я услышу от тебя что-то подобное…

– Да-да, ты вгонишь в долги всю мою семью, это я уже слышала. Мы опаздываем. Поторопись, иначе уже моя семья в лице ассистентки Пламенеющего вгонит в долги тебя.

– Малышка Принс здесь больше не стажируется. И я не договорил!

Но я уже шагала к воротам, ведомая желанием как можно скорее оказаться в тепле.

– Хрустальная! Забытый! Дождливая… где Дождливая?! Ах, вот вы. Думал, уже не дождусь. Быстро в кабинет, у вас срочный рейс.

– Господин Пламенеющий, Квин хотела… – сказал было Браун.