— Был занят, — так же сухо ответил я. — Должен был отменить несколько назначенных встреч.

— Вы Шелл Скотт? Частный сыщик, ведь правда? — спросила она.

— Частный следователь, мадам. Откуда вам это известно? И как вас зовут?

— Максайн. Я спросила о вас. Я спросила Мими. Она мне все о вас рассказала.

Последние слова она произнесла, как мне показалось, немного лукаво.

— Мими?

— Мими. — Она кивком указала мне куда-то назад. Я оглянулся и увидел маленькую темноволосую девушку, которая разносила на подносе сигареты. Мими. Она холодно взглянула на меня. Я ей приветливо улыбнулся. Она продолжала холодно смотреть на меня. Я отвернулся и посмотрел на Максайн. Она улыбалась. Не зловредно, нет, просто милой улыбкой.

— Мими сказала, что вы едите на завтрак сырые бифштексы…

— Она так сказала? — удивился я. Максайн кивнула.

— Ну, — ответил я, — не всегда. Иногда я принимаю гормоны.

Она улыбнулась, красивая бровь поползла вверх.

— Я бы хотела знать, мистер Скотт, откуда это ей известно, что вы едите на завтрак.

Я рассмеялся и направился к Келли. Он все еще озирался вокруг.

— Пошли, давай займем столик.

Ночной клуб выглядел уже иначе, чем в шесть вечера. Почти все накрытые белыми скатертями столики были заняты смеющимися, выпивающими и болтающими людьми. Оживленный гул голосов, смех и звон льда в высоких стаканах сменили полуденную тишину. Оркестр из восьми человек играл мелодию «Тело и душа». Сонные пары кружились на маленьком пространстве танцевальной площадки. Там были и пары не с задумчивыми, а просто с веселыми глазами. Полдюжины гладких, ухоженных девиц в сверкающих непрозрачных бюстгальтерах и прозрачных турецких шароварах лавировали между столиками, как гурии из «Тысячи и одной ночи». Щегольски одетый Марсель, метрдотель с тонкими усиками, подошел к нам. Улыбаясь, он потирал руки. Столик? Ну конечно. Самый лучший. Скоро начнется представление. Ваш столик будет почти на сцене. Он наконец усадил нас возле танцевальной площадки. Я бы не назвал этот столик самым лучшим, но он, по крайней мере, был не за колонной. Мы уселись.

— Ну а как насчет того, чтобы выпить чуточку перед ужином, Келли? — предложил я.

— Хорошо. Ой! Совсем забыл. Пойду позвоню жене, — засуетился он.

— О'кей. Я пока закажу. Что ты пьешь?

— Я думаю, мартини, — бросил репортер. — Сейчас вернусь.

Келли вернулся в тот самый момент, когда подали спиртное, и мы начали потягивать его из стаканов, изучая меню. Я заказал молодые ребрышки, а Келли выбрал кусок филейной части.

После еще трех мартини начали наконец подавать еду.

— Моей жене понравилось бы здесь, — сообщил Келли.

— Нужно было пригласить ее, — заметил я.

— Она бы не смогла. Ей нужно быть с малышом. Ему год. — Лицо парнишки расцвело. — Посмотрите, — сказал он и полез в задний карман.

Я знал, что за этим последует, и приготовился к церемонии. Она была быстро осуществлена. Я посмотрел на фотографию маленького Келли, пробормотал, что наверняка никогда не существовало более очаровательного ребенка, и фотография была возвращена в бумажник, а бумажник — в карман.

Келли серьезно кивнул мне:

— Да, ваше величество, сэр. Умный. Умный этот малыш!

Меня спасли ребрышки. Я считал их самой нежной и ароматной частью вырезки, и они доставляли мне настоящее наслаждение. Мне было просто жалко смотреть, как быстро они исчезают.