– Вы не могли бы составить мне партию, господин Клос? – обратился к нему полковник.

– Может быть, но немного попозже, – ответил капитан.

– Хандрите? – спросил полковник. – Лучшее средство против хандры – это сыграть партию в шашки.

Лейтцке в первый же день смастерил доску, на которой нарисовал черно-белые клетки, собрал пуговицы от мундиров (единственное, что можно было найти в избытке в лагере) и теперь мучил всех, приглашая составить ему партию, поскольку играл он неважно, постоянно допуская одни и те же ошибки.

– Нам нельзя поддаваться отчаянию, – сказал он с напыщенным видом, подражая старческому хрипловатому голосу генерала Вильмана. – Мы должны думать о будущем Германии.

– Хорошо, что вы помните об этом, господин Лейтцке, – услышал Клос за спиной. В дверях стоял генерал Вильман, которому американцы возвратили ремень, как только он был назначен ими комендантом лагеря.

– Старый идиот, – проворчал Лейтцке и повернулся спиной к Вильману.

Генерал сделал вид, что не расслышал его слов.

– Капитан Клос, – сказал он, – я хотел бы с вами поговорить, но предпочел бы… – Генерал выразительно посмотрел на отвернувшегося полковника.

– Если речь идет о вашем вчерашнем предложении, господин генерал, то я заранее хочу сказать, что не согласен.

Вильман, когда американский офицер предложил ему принять функции коменданта лагеря, тотчас же обратился к Клосу с предложением быть его офицером связи. Он считал, что ему, немецкому генералу, неловко лично поддерживать связь с каким-то там 1-м лейтенантом, хотя бы даже и армии-победительницы.

Клос сразу же отклонил его предложение, однако Вильман не обиделся на него. Почти два дня он провел в обществе капитана и проникся к нему симпатией.

– Нет, Клос, – сказал он, – я не намерен возвращаться к тому предложению, но был бы весьма рад, если бы вы согласились пойти со мной прогуляться.

– В этом нет надобности. – Лейтцке медленно встал и почесал заросшую грудь. – Можете говорить здесь, я пойду немного проветрюсь. – Он вынул из-под подушки шашечную доску, мешочек с пуговицами и самым неожиданным образом пристукнул каблуками перед Вильманом. – Господин генерал, прошу вас позволить мне отлучиться! – отчеканил он, отдавая честь. Потом хрипло рассмеялся и выбежал.

Вильман тяжело опустился на нары полковника Лейтцке и с грустью покачал головой.

– Поверьте мне, господин Клос, это был отличный офицер. Жаль, что он так теряет голову… Я хотел бы с вами поговорить по весьма серьезному делу, которое не дает мне покоя.

– Я вас слушаю, господин генерал, – ответил Клос.

– Вы, наверное, помните – это было в тот день, за два часа до нашей капитуляции, – я приказал вам окружить здание гестапо? Тогда вы говорили о каких-то военнопленных, которые работали на фабрике по изготовлению армейской амуниции…

– Да, разумеется. – Клос присел рядом с генералом.

– Но в этом лагере кроме русских, поляков и итальянцев были также и англичане… – Генерал внезапно замолчал.

– Это имеет какое-либо значение? – прервал затянувшуюся тишину Клос.

– Да, – ответил генерал. – То, что в этом лагере были англосаксы, усложняет наше положение и представляет нас в невыгодном свете.

Клос вопросительно посмотрел на генерала.

– Разве вам неизвестно, господин капитан, что этих пленных, всех до одного, уничтожили за три часа до прихода американцев? Потом их свалили в общий ров, присыпали тонким слоем земли, таким тонким, что два десятка солдат из нашего лагеря, которых сегодня рано утром доставили туда на грузовиках, сумели за пять часов откопать пятьсот трупов.