«Гады! Гады и сволочи! Все вокруг — подонки и свиньи!», снова застучало в затуманенном бессонницей мозгу. Пальцы дрогнули. Нужно было успокоиться.

Он опустил винтовку на колени, достал из кармана драгоценный пакетик, на покупку которого ушли все его последние монеты, и проглотил, не чувствуя вкуса, зеленоватый порошок наркотика.

Снизу раздавались гудки автомобилей, сверху доносился свист скайдеров и жужжание персональных вертолетов. Где-то на уровне пятнадцатого этажа в отеле вовсю надрывалась музыка: видно, кто-то спозаранку решил подышать смогом, раз распахнул окно…

Он опять взял винтовку, чувствуя, как его охватывает необычайное спокойствие. Страха теперь не осталось. Ненависти, впрочем, тоже. Осталась только задача. Задача, которую он поставил самому себе: уничтожить весь этот гнилой, волчий мир, чтоб ему цветок в прорубь, как говаривал один бригадный коммандант сотню… нет, тысячу лет назад…

Затвор жадно щелкнул. Он купил винтовку из-под полы у случайного перекупщика оружия вчера, после того, как ему каким-то чудом удалось выиграть пару сотен монет в рулетку. А днем раньше ему пришло извещение. Посредством этой гнусной бумажонки агентство по аренде жилья давало ему три дня на то, чтобы погасить трехмесячную задолженность за ту вонючую конуру, которую он снимал у них… Скоты!

Это и привело его на крышу отеля. А может быть, все началось еще три года назад, когда он был уволен с военной службы, что называется, «подчистую»? Врачи тогда обнаружили у него некий синдром, якобы не позволяющий служить дальше… Места на «гражданке» он так и не смог найти, да и не очень-то хотел. Это была не его жизнь. Он стал играть — сначала в казино, в карты, потом — в рулетку. Естественно, проигрывал чаще, чем выигрывал…

Постепенно в нем все крепла злоба, звериная злоба на тех красивых, правильных умников, которые не захотели признать его права быть профессиональным милитаром, оберегающим их, этих сволочей, от посягательств внешних и внутренних врагов.

Именно поэтому он теперь, не колеблясь, открыл огонь — по людям, что беззаботно ходили там, внизу…

Пока его обнаружили, он успел убить сорок пять человек, десять человек ранил и сжег пять наиболее роскошных машин. Патронов у него было вдоволь, поэтому он стрелял быстро, а «умные» пули сами находили цель.

Лишь через четверть часа подразделения сил общественной безопасности оцепили близлежащие кварталы. В воздухе жирно загудели броневертолеты и «джампы» со снайперами.

Он все еще не злился, хотя действие наркотика подходило к концу, он только повторял как заведенный: «Ах, гады!.. Ах, вы, сволочи!»…

А еще через час, когда над этим бестолковым, жестоким, пахнущим выхлопными и пороховыми газами миром вставало равнодушное солнце, пуля снайпера все-таки отыскала его тело и ударила под левую ключицу.

И когда уже кровавая пена пузырилась на губах, он все еще шептал: «Сволочи… сволочи!»…

ЯН РАМИРОВ (ОКОНЧАНИЕ)

Когда удалят зуб, человек поначалу никак не может привыкнуть к образовавшейся во рту пустоте и то и дело трогает языком кровоточащую десну. Нечто подобное происходило в те дни и со мной. Неизвестно почему, но мысленно я вновь и вновь переживал свои похождения с группой Бикоффа.

Вспоминались мне при этом разные детали, обрывки разговоров и выражения лиц. И постепенно недавние события «в лесу прифронтовом» стали видеться мне совсем под другим углом…

Помню, в детстве мне подарили старинную открытку. Поверхность ее была покрыта особым стеклом, по-особому преломлявшим лучи света и позволявшим, в зависимости от наклона открытки, видеть две разные картинки. Если, например, медленно поворачивать открытку перед глазами, то Буратино превращался в злого Карабаса.