|
В аптечке, что собрала мама, нашлись бинты – попорченные червями, они все же годились. Джафар ужасно орал, когда я выпрямлял ему ногу и приматывал к ней шину, но так и должно было быть. Пусть орет. Пусть кроет меня последними словами. Раз ругается, значит, пока что не собирается помирать, а мне того и надо. Чтобы я завел в Дикие земли товарища, а вернулся один? Не бывать этому. Кое-как я взгромоздил Джафара на Заразу и переложил его барахлишко в свои седельные сумы. Вручил ему мелкашку – следи, мол, с высоты за обстановкой, верти башней, – а сам повесил на шею свое ружье и повел лошадь в поводу. Не успели мы отойти на двадцать шагов, как некий чешуйчатый зверек, некрупный, но с громадными острозубыми челюстями, возник неведомо откуда и одним движением морды вспорол мертвой лошади брюхо. Тотчас из-за поваленного обомшелого ствола выскочили еще две такие же твари. Падальщики. Наверное, они следовали за котом, надеясь на крохи с «барского» стола, а теперь и кот будет обглодан ими до последней косточки. Похожих зверей у нас испокон веков называли шакалами, но эти были крупнее, зубастее и, кажется, не такие уж трусы. Во всяком случае, я порадовался тому, что у них появилось занятие и они не собирались нас преследовать. А до ночи мы далеко уйдем. Так и вышло. Зараза всхрапывала, колокольчик на ее шее исправно звякал, и никто не осмелился напасть на нас. Джафар крепился, но ему было нехорошо. Невооруженным глазом было видно, что у него начинается жар. На очередной стоянке я зарядил инъектор универсальным антибиотиком и ввел ему хорошую дозу. – Вот так-то. Теперь лежи. Не дрейфь, доедешь в полной сохранности и без гангрены… Насчет гангрены я, если честно, не был уверен, но старался говорить весело и бодро. Он не ответил, да я и не собирался втягивать его в разговор. Сделать ночевку в Диких землях хоть сколько-нибудь безопасной – непростая задача и для двоих, а я работал один. К тому же надо было оборудовать лагерь так, чтобы ночью поспать хотя бы два-три часа, иначе завтра я окажусь ни на что не годен. Словом, дел у меня хватало. – Надо выбираться отсюда, – вдруг сказал Джафар, когда я уже почти закончил громоздить вал из колючих ветвей. – Ха! А что мы, по-твоему, делаем? – Не надо идти в Штернбург, – заявил Джафар. – Надо идти на запад. Там кончаются Дикие земли. Там фермы. – Ты бредишь? – спросил я. – Отсюда что на запад, что на север – одинаково. Я знать не знаю, кто встретит нас на западе, а в Штернбурге живет дядя Варлам. Он поможет. – Провались ты со своим дядей! Пусть нас найдут! Я хочу, чтобы нас нашли! – Ты мне еще поори… Уже сломался, да? В полицию захотел? Да, он сломался, я это видел. Пожалуй, теперь мы действительно могли пойти и сдаться с надеждой на то, что к нам отнесутся по-человечески. Не все полицейские садисты. Мне-то, положим, достанется на орехи, зато Джафара свезут в госпиталь, а там, глядишь, вся эта история и вовсе позабудется… Да, ему надо на больничную койку, и как можно скорее, думал я. Но ведь что на запад, что на север – действительно примерно равный путь… – Я свой телефон включил, – сообщил Джафар, обиженно посопев. – Полезное дело, – ухмыльнулся я. – И давно? – Часов пять уже. – Ну и как оно? – Будто не знаешь. |
