– Знаете, – сказал Паратов задумчиво, – я видел фотографии Касаткиной: она вовсе не показалось мне толстой.
– Она сбросила двадцать пять кило за время наших сеансов.
– Ого! – присвистнул следователь. – Какая-то особая диета?
– В диетах я ничего не понимаю, – пожала плечами Неля. – Ее проблема была исключительно в голове. Как только Ольга, с моей помощью, разобралась в том, что ее на самом деле беспокоит, она стала стремительно возвращаться к своему привычному весу. А это, в свою очередь, способствовало повышению ее самооценки. Ну и, разумеется, тот факт, что в ее жизни появился мужчина, также заставил Ольгу иначе взглянуть на себя.
– И потому она бросила престижную работу и стала заниматься устройством праздничных мероприятий?
– Ольга всегда испытывала тягу к искусству. В школе она занималась в драмкружке, и только противодействие родителей заставило ее вместо театрального института поступить в финэк. Тоска по тому, что так и не удалось реализовать, сидела у нее глубоко в мозгу, заставляя ощущать постоянный дискомфорт, несмотря на успехи в карьере.
– Расскажите мне о мужчине, с которым встречалась Касаткина.
– Да я ничего о нем не знаю! – развела руками Неля.
– Никогда не видели?
– Ни разу!
– Но разве Ольга…
– Она предпочитала о нем не распространяться. Говорила, что отношения только начинаются и что потом она обязательно… А почему это важно? Вы думаете, у них что-то разладилось, и поэтому Ольга… – внезапно она осеклась, поймав во взгляде Паратова какое-то неуловимое выражение. – Погодите, мы ведь все еще говорим о самоубийстве?
– Вполне возможно, что нет, – ответил он, и его слова гулко отдались в ее голове, как будто там, внутри, внезапно ударила корабельная рында.
– Но предыдущий следователь… – начала Неля, однако Паратов, болезненно поморщившись, словно от зубной боли, перебил:
– Давайте не будем поминать моего предшественника всуе, договорились? Забудьте о том, что было два месяца назад: теперь все иначе!
– А! – внезапно прозревая, воскликнула Неля. – Не связана ли замена следователя с отцом Ольги?
– С ее отцом? – переспросил Паратов. – Вы о чем?
Неля внимательно вгляделась в его лицо: похоже, он и в самом деле не в курсе.
– Отец Ольги, насколько мне известно, работает в ФСБ – кажется, какая-то большая шишка.
Паратов взъерошил волосы и зачем-то поглядел в окно.
– Ну, – пробормотал он, – я что-то такое подозревал… Дело обычное.
Теперь картинка сложилась. Значит, Гурова, который принял версию о самоубийстве Ольги как единственную, отстранили и заменили на Паратова, которому дали понять, что он должен рассмотреть и другую возможность. Вероятно, Паратова посчитали более добросовестным или более профессиональным. Вряд ли он играл, когда Неля сообщила ему об отце пациентки: скорее всего, ему не сочли нужным сообщить детали, но кто-то пристально следит за происходящим из высокого кабинета. Неожиданно Неля испытала сочувствие к следователю: он оказался пешкой в чужой шахматной комбинации, а это, несомненно, неприятное открытие.
– А что заставляет вас думать об убийстве? – поинтересовалась Неля. – Или это – тайна следствия?
– Ну почему же тайна? – усмехнулся он. – Вы не против, если я закурю? Я окно открою.
– А мне можно?
Паратов протянул Неле пачку, и она аккуратно выудила оттуда сигарету. |