– Допустим, я соглашусь: откуда вы знаете, что в клинике есть вакансия?
– Если б не знал, не приехал бы. Вакансия имеется, и ее надо поскорее занять, пока это не сделал кто-то другой.
– Нет, дядя Илья, это совершенно невозможно! – воскликнула Неля, нервно расхаживая по комнате. – Я в отпуске. Да я вообще не собираюсь работать в ближайшие несколько месяцев: хочу отдохнуть, может, за границу съезжу, на море…
– Ну, на море так на море, – крякнул Любавин, поднимаясь. – Ты, главное, к следаку не забудь заскочить: плохо будет, если он сам нагрянет.
– Я рад, что вы зашли, – сказал следователь, внимательно ее рассматривая. Казалось, он пытается сопоставить образ, созданный в его мозгу до этой встречи, и Нелю в реальности. Интересно, совпало или нет?
– Разве у меня был выбор? – она вопросительно вздернула бровь.
Брови она не выщипывает, неожиданно пришло в голову Паратову. Этот факт почему-то ему понравился, как и весь облик посетительницы – натуральный, без вывертов. Очень высокая, удивительно стройная девушка, по-спортивному подтянутая. Ее лицо с гладкой кожей и темными глазами невольно располагало к себе – наверное, таким и полагается быть хорошему психиатру? Пациенты должны мгновенно проникаться доверием к человеку с таким лицом. И взгляд ее был открытым, устремленным прямо на собеседника, словно ей абсолютно нечего скрывать.
– Разумеется, – ответил он, с трудом отвлекаясь от ее полных ненакрашенных губ. – Ведь вы не подозреваемая.
– Пока?
– Что – пока? – переспросил он.
– В смысле, я пока не подозреваемая, но все может измениться, – пояснила она. – Кстати, куда делся Гуров?
– Понятия не имею.
Неле показалось, что вопрос следователю неприятен.
– Так о чем вы хотели со мной поговорить? – спросила она, заметив, что Паратов не намерен разговаривать о коллеге. – Насколько я понимаю, речь пойдет о самоубийстве Ольги Касаткиной?
– Верно. – Следователь уселся на краешек стола. – Скажите, Нелли Аркадьевна, какое впечатление у вас создалось о Касаткиной?
– Вы имеете в виду, была ли она склонна к самоубийству?
Он кивнул.
– У человека, находящегося в состоянии затяжной депрессии, сознание постепенно изменяется, но на то я и врач, чтобы понять, насколько сильно. Мне не казалось, что Ольга может покончить с собой.
– Как долго продолжалась ваша э-э… терапия?
– Больше года.
– Серьезный срок!
– Нормальный, принимая во внимание диагноз.
– И Касаткина, по вашему заключению, шла на поправку?
– Да.
– И в чем это выражалось?
– Послушайте… Иван Арнольдович, – припомнила она необычное сочетание имени и отчества, – вы же все и так знаете! Дело читали, мои показания там есть.
– Я хочу услышать все от вас, лично. По прошествии некоторого времени события частенько видятся по-другому.
Интересная ремарка, подумала Неля.
– Ну, хорошо. Ольга перестала рефлексировать над каждым своим действием, перестала без конца беспокоиться, что о ней подумают другие, что скажут…
– А раньше, значит, рефлексировала?
– Вы знаете, что, когда Ольга впервые пришла ко мне, она весила девяносто семь килограммов?
– Правда?
– Такой вес для Ольги был несвойствен – она набрала лишних тридцать кило всего за два года, из-за стресса, вызванного работой, и постоянного беспокойства по поводу неустроенной личной жизни. |