— Подвиньтесь, ребята, — приговаривал Рурк. — И не торопитесь глотать, а то у вас начнется икота.
Несмотря на усталость, Дженни поймала себя на том, что улыбается. Собаки уселись в ряд и с обожанием смотрели, как Рурк раскладывает еду по мискам. Почему она никогда не заводила питомцев? В доме не помешало какое-нибудь ласковое существо.
— А ты? — спросил Рурк. — Что ты хочешь на ужин?
О боже.
— Мне все равно. Я не привередлива в еде.
— Хорошо. Я не очень хорошо готовлю.
— Помощь нужна? — предложила Дженни.
— Нет. Лучше прими долгий душ, потому что сразу после него ты отправишься спать.
Дженни вспомнила об удобной кровати Рурка и, направившись в душ, почувствовала сладкое томление. Душевая, как и все в этом доме, сияла чистотой. Дженни устояла перед искушением заглянуть в шкафчик с медикаментами. Она знала, что есть такая стадия, когда получаешь о человеке слишком много информации. Кроме того, чем больше она узнавала о Рурке, тем глубже казалась его загадка.
Приняв душ, Дженни надела мягкие трико и кофту с капюшоном, которые сегодня купила, причесалась и зашла на кухню, где Рурк накрывал на стол.
— Значит, вот какова часть «служить» из фразы «Служить и защищать», — сказала Дженни.
— Я всегда отношусь к своим обязанностям серьезно, даже если это суп из консервов и бутерброды с ветчиной. Кстати, из лучшего ржаного хлеба в мире, — добавил Рурк.
— У тебя великолепный вкус, — сказала Дженни, заметив буханку традиционного польского хлеба из пекарни «Скай-Ривер». — Ты знаешь, что закваске этого хлеба больше семидесяти лет?
Рурк был озадачен. И так происходило со всеми, кого спрашивали о хлебной закваске.
— Это живая культура. Нужно часть закваски использовать для теста и сделать новое из оставшейся. Таким образом, закваска никогда не кончается. Моя бабушка получила ее от матери в день своей свадьбы в Польше. Традиционный свадебный подарок — сосновый ящик Размером с обувную коробку с керамической посудой. Бабушка привезла закваску в этом резном ящичке в Америку в 1945 году и сохраняла ее живой всю свою жизнь.
Рурк перестал жевать.
— Кроме шуток?
— Можно подумать, я это придумала.
— То есть какая-то часть моего бутерброда существовала в Польше еще до Второй мировой войны? — Рурк нахмурился. — Погоди. Я надеюсь, огонь не уничтожил закваску.
— Нет. Мы храним все хлебные культуры в пекарне.
— Хорошо. По крайней мере, что-то. А если ты как-нибудь потеряешь закваску, или она закончится, или еще что-то, ты сможешь сделать новую?
— Конечно. Но она уже не будет прежней. Это как выдержанное вино. Время делает закваску лучше. А еще это традиция передавать от матери к дочери, и эта цепочка никогда не прерывалась. — Дженни взяла бутерброд. — Хотя моя мать, наверное, все же ее нарушила.
— Закваска находится в пекарне в полной безопасности, — сказал Рурк, уклоняясь от темы о матери Дженни. — Это самое главное.
— Что? Закваска для ржаного хлеба важнее моей матери?
— Я этого не говорил. Просто не хотел поднимать больную тему.
— Поверь мне, это уже не больная тема. Слишком много времени прошло. В данный момент у меня есть более насущные проблемы.
— Точно, — согласился Рурк. — Прости, если сказал что-то, что тебя расстроило.
«Как бережно он со мной обращается», — подумала Дженни.
— Послушай, со мной все будет в порядке, — пообещала она. |