С веселым воплем он набросился на нее, как кобель на суку, и скоро она тоже завопила, как он. Я начал зарисовывать их игры, но света уже не хватало, и мне пришлось оставить рисование.
Отложив в сторону свиток, я вдруг с испугом вспомнил, что не видел госпожу с тех пор, как был найден мертвый ребенок. Я вскочил на ноги. Как я мог допустить такую оплошность? Моя госпожа воспитывалась в строгих правилах, об этом я позаботился. Она была хорошим и воспитанным ребенком и полностью сознавала обязанности, налагаемые на нее законом и обычаем. Она высоко ставила честь своей знатной семьи и свое место в обществе. Более того, она, как и я, боялась рассердить своего всесильного отца. Разумеется, я доверял ей.
Я доверял ей ровно настолько, насколько доверился бы в такую ночь любой упрямой молодой девушке, оставшейся в темноте наедине с красивым и столь же страстным молодым воином, от которого она к тому же была без ума.
Я боялся не столько за хрупкое девичество моей госпожи — этот эфемерный талисман, потерю которого недолго оплакивают, сколько за собственную шкуру: ей угрожала серьезная опасность. Утром мы вернемся в Карнак, а во дворце моего господина Интефа достаточно болтливых языков. Ему передадут и приукрасят любой мой проступок или просто необдуманное слово.
Шпионы моего господина проникли во все слои общества и в каждый уголок нашей страны, от верфей и полей до дворца самого фараона. Они были более многочисленными, чем мои собственные шпионы, поскольку у него было больше денег на оплату их услуг. Правда, многие из них служили нам обоим, и наши шпионские сети пересекались на многих уровнях. Если Лостра опозорила отца, семью и меня, ее учителя и попечителя, вельможа Интеф узнает об этом к утру. Впрочем, как и я.
Я обежал ладью с носа до кормы в поисках Лостры. Потом забрался на кормовой мостик и стал осматривать пляж. Там не было ни Лостры, ни Тана. Похоже, подтверждались худшие из моих опасений.
Мой ум отказывался служить мне. Я не знал, где искать их в такую сумасшедшую ночь. Я вдруг заметил, что ломаю руки в отчаянии, и тут же заставил себя остановиться. Я всегда стараюсь избегать малейших признаков женоподобия. Мне внушали глубочайшее отвращение толстые фигуры и мелкие, наигранные жесты людей, которым нанесли такое же увечье, как и мне. Я стараюсь вести себя как мужчина, а не как евнух.
С усилием я взял себя в руки и постарался придать своему лицу упрямое выражение, какое видел у Тана в горячке боя. Мысли мои наконец пришли в порядок, и я снова стал разумным человеком. Подумал о том, как бы повела себя моя госпожа. Я, разумеется, хорошо знал ее. Изучал ее четырнадцать лет. И понимал, что она слишком привередлива и слишком глубоко сознает свое знатное происхождение и не позволит себе открыто смешаться с пьяной толпой на пляже или заползти в кусты и изображать там зверя с двумя спинами, как моряк и старая блудница. Я знал также, что не могу обратиться к кому-нибудь за помощью. Вельможа Интеф наверняка узнает об этом. Мне придется все делать самому.
В какое же тайное место Лостра позволила бы себя отвести? Как и большинство девушек ее возраста, она восторженно мечтала о романтической любви. Я сомневаюсь, что она всерьез задумывалась о земных аспектах физического акта любви, несмотря на все старания черных шлюшек просветить ее. Она даже не проявила никакого интереса к механике этого акта, когда я попытался, как того требовал мой долг, предупредить и защитить от нее самой.
Я понял: мне нужно найти такое место, которое соответствовало бы сентиментальным представлениям о любви. Если бы на борту «Дыхания Гора» была каюта, мне следовало бы отправиться туда. Но наши речные ладьи — маленькие боевые суда, с которых ради скорости и маневренности снято все лишнее. Команда спит на голой палубе. Только ближайшие помощники командира могут спрятаться на ночь под плетеный навес. Этот навес еще не поставили, и на борту не было места, куда влюбленные могли бы скрыться. |