— А я с ним разговаривал!

Эрик невольно засмеялся, вспомнив, что во внеурочное время парень был таким же некоммуникабельным, каким и на семинаре по истории для первокурсников, хотя присутствовал ли Гас или отсутствовал на семинарах Эрика, зависело от того, с какой стороны посмотреть. Мальчишка не снимал солнечные очки, несколько раз ему хватало наглости так прибавить громкость своего плеера, что весь класс слышал, как грохочет в наушниках бас. Эрик мечтал о том времени, когда Гаса Пирса исключат, и сейчас ему было несколько стыдно за такие мечты.

Но больше всего Эрика волновало, что скажут на совете. Он опасался, что фиаско, которое он потерпел с Гасом Пирсом, оставит свою отметину. Факт оставался фактом: Эрик был старшим воспитателем, и мальчик, находившийся на его попечении, погиб. Вряд ли можно сказать, будто Эрик, да и, если уж на то пошло, кто-нибудь другой, проявил халатность. У всех первокурсников сейчас тяжелое время, разве не так? Они тоскуют по дому, перегружены заданиями и, разумеется, проходят обряд посвящения в жизнь коллектива, они остаются низшими в иерархии, пока не докажут, что чего-то достойны. Разве Эрик не об этом самом говорил мальчику? Разве не предлагал Гасу научиться брать на себя ответственность и привести свою жизнь в порядок?

— Кого мне действительно жаль, так это отца. — Дак Джонсон был мрачен, как никогда в жизни. — Мужик отправляет сына в школу и не успевает и глазом моргнуть, как парнишка совершает самоубийство.

Все говорили об этом именно так, и даже Дороти Джексон признавала, оглядываясь назад, что имелись тревожные признаки во время его пребывания в лазарете: депрессия, мигрени, отказ от пищи.

— Да и кто бы ему не посочувствовал? — согласился Эрик, частично ради того, чтобы утешить Дака.

Казалось весьма вероятным, что еще один стакан, и тренер зальется слезами. Эрик заказал по последней, хотя это и означало, что они с Даком опоздают к часу отбоя. Но могут же они, в конце концов, расслабиться. «Меловой дом» уже пережил одну трагедию, так ведь? Значит, по теории вероятностей этой ночью не случится ничего дурного, даже если их не будет.

Если бы Эрик с Даком предпочли этим вечером напиваться в гостинице, они, наверное, столкнулись бы с Карлин Линдер и им пришлось бы докладывать декану о том, что она нарушает режим. Но, к счастью для Карлин, они находились на другом конце города. Хаддан казался особенно тихим, когда она в самом начале десятого отправилась в гостиницу. Аптека и «Селена» были уже закрыты, движение почти затихло, только редкие машины проезжали мимо, фары прорезали тьму, а затем их свет угасал, удаляясь в черноту. Ветви дубов на Мейн-стрит колыхались на ветру, листья падали, затем собирались растрепанными кучами под заборами и припаркованными автомобилями. Уличные фонари, сделанные под старинные газовые, которые стояли здесь в былые времена, отбрасывали на улицу длинные тени, чередующиеся с полосами желтого света. Это была ночь из тех, когда одинокий путник невольно прибавляет шаг и добирается до места назначения несколько взбудораженный, даже если его или ее визит не был вызван страданием или чувством вины.

В фойе гостиницы было пусто, если не считать женщины за конторкой, которая была в настолько растрепанных чувствах, что, когда Карлин спросила, может ли она встретиться с одним из постояльцев, лишь молча указала на внутренний телефон. Карлин была в своем единственном приличном платье из негнущегося голубого сатина, которое мать купила ей на распродаже у «Люсиль».