Она же тебя не расстреляет. Даже не отошлет. Она не такая, как я. Она — лучше. — Люси сжимает рукоятку револьвера. — Ну почему? Скажи, почему? Ты ведь и раньше при ней напивался. Вы с ней миллион раз оставались одни, даже в одном номере. Почему? Как ты мог?!
Марино берет сигарету, прикуривает. Руки дрожат.
— Все. Да, оправдания нет. Я как будто спятил. Да, знаю, это уже не важно. Она вернулась с кольцом, и я… не знаю…
— Знаешь.
— Не надо было писать доктору Селф. Она меня совсем задурила. Потом Шэнди. Дурь всякая. Выпивка. В меня будто бес вселился. Откуда только взялся.
Слушать этот лепет выше всяких сил. Люси встает, бросает револьвер на диван и идет мимо Марино к двери.
— Послушай, — говорит он. — Всю эту дрянь доставала Шэнди. Я не первый, кого она на нее подсадила. От последней хрени у меня три дня стоял. А ей было смешно.
— Что за дрянь? — спрашивает Люси, хотя уже знает.
— Гормонный гель. От него просто с ума сходишь, хочется всех трахать, всех убивать. А ей все мало. Такой ненасытной бабы у меня еще не было.
Люси прислоняется к стене, складывает руки на груди.
— Тестостерон. Его ей выписывает один проктолог в Шарлотте.
Марино растерянно смотрит на нее:
— А ты откуда… — Лицо его темнеет. — А, понял. Ты здесь побывала. Вон оно что.
— Кто тот придурок на чоппере? Кто тот псих, которого ты чуть не убил на парковке возле «Кик’н’Хорс»? Который хочет выдавить тетю Кей из города?
— Хотел бы я знать.
— Думаю, знаешь.
— Я тебе правду говорю. Клянусь. Шэнди должна его знать. Думаю, это она пытается надавить на дока. Ревнивая стерва.
— А может, доктор Селф.
— Да не знаю я!
— Может, тебе стоит проверить свою ревнивую стерву. Может, это ты разбудил гадюку, когда стал писать доктору Селф назло тете Кей. Только тебе ж было не до таких мелочей. Ты ж имел кайфовый секс под тестостероном и насиловал мою тетю.
— Не было этого.
— И как ты сам это называешь?
— Ничего хуже я в жизни не делал.
Люси не сводит с него глаз.
— А как насчет серебряного доллара, что болтается у тебя на шее? Где взял?
— Сама знаешь где.
— Шэнди не рассказывала тебе, что дом ее папаши ограбили незадолго до того, как она перебралась сюда? Обчистили сразу после его смерти. А у него была коллекция монет. И конечно, кое-какая наличность. Все вынесли. Полиция подозревает, что сработал кто-то свой, но доказать ничего не может.
— Золотая монета, что нашел Булл. Она про золото ничего не говорила. Единственная монета, которую я у нее видел, — этот вот доллар. А откуда ты знаешь, что ее не сам Булл обронил? Сначала мальчонку нашел. Теперь монету с его отпечатком. Что?
— А если та монета украдена у папаши Шэнди? Тебе это ничего не говорит?
— Она ребенка не убивала, — с некоторым сомнением говорит Марино. — Я в том смысле, что детей у нее вроде бы не было. Если монета и имеет к ней какое-то отношение, то скорее всего она ее кому-то отдала. Шэнди, когда этот доллар мне дала, засмеялась и сказала, что это, мол, собачий медальон, чтобы я не забывал, чей солдат.
— Насчет ее ДНК идея неплохая.
Марино поднимается и уходит. Возвращается с красными трусиками. Заталкивает их в пакет из-под сандвича. Подает Люси.
— Странно, что ты не в курсе, где она живет.
— Я про нее ничего не знаю. Хочешь верь, хочешь нет.
— А я тебе точно скажу. На том самом острове. В уютненьком домике на воде. |