В этот вечер Наталья ничего особого не готовила, и они обошлись бутылкой «Поручика Голицына» и коробочкой конфет «Рафаэлло».

Наталья ловко выскользнула из‑под любовника, села, прижавшись спиной к ковру, и закурила.

– Боря, – спросила она, поглаживая плечо медленно приходящего в себя Даосова. – У тебя неприятности?

– С чего ты взяла? – судорожно выдохнул Даосов.

– Ты словно торопишься куда‑то, – задумчиво выпустила струйку голубоватого дыма любовница.

– Тебе было плохо?

– Да нет… – Она прохладной ладошкой прошлась по волосатой груди Даосова. – Я за тебя волнуюсь, все‑таки жаль такого спонсора потерять…

– Все нормально, – сказал Даосов. – Ты мне здорово помогла.

– Да? – Наталья положила сигарету в пепельницу и легла, обнимая Даосова свободной рукой.

– Перестань, – сказал Даосов. – Ты ведь не хочешь, чтобы я прямо в постели загнулся?

– Ах какие мы нежные, – засмеялась любовница, – Ну, иди ко мне, котик, иди ко мне!

В общем, отвлекла его Наталья от печальных и тревожных размышлений и даже некоторое душевное равновесие восстановила.

А что? Даже врачи рекомендуют заниматься этим регулярно, объясняя, что таким образом снимаются стрессы и снижается возможность сердечно‑сосудистых заболеваний. В индийской же философии это занятие вообще возведено в ранг искусства. Кто не верит, может купить в книжном киоске и почитать «Камасутру».

И хорошо понятно, в чем дело.

Всем хочется быть спокойными и здоровыми.

Глава 8

Домой Даосов вернулся уже в сумерках. Наталья, правда, пыталась его удержать, но что‑то подталкивало Бориса Романовича побыть сегодня дома в одиночестве. У Натальи всегда хорошо, но дом… Сами понимаете, дом, милый дом! По пути на него никто не покушался, и вечер был прекрасным, разве что приятная и понятная всякому мужчине сладкая усталость томила Бориса Романовича и манила обещаниями маленьких домашних радостей. Квартал был пуст, около подъездов уже никто не сидел. Хотелось войти в квартиру, согреть чаю и без лишних вопросов и требований у телевизора посидеть. А с Натальей спокойно посидеть у телевизора невозможно, уж в этом‑то Даосов был убежден.

Во дворе было тихо. Только на крыше душераздирающе орали кошки – похоже, делили территорию. В зелени деревьев сонно попискивала птичья мелочь. В окнах домов горе‑яи огни. В беседке сидели несколько молодых бездельников, украдкой прикладываясь к какой‑то бутылке. Бренчала гитара. Даосов поравнялся с беседкой, и молодой нахальный голос тотчас развязно и нетерпеливо спросил:

– Мужик, у тебя закурить не будет?

– Да когда же вы накуритесь? – не поворачивая головы, пробормотал Даосов.

– Ты чё, мужик? – радостно возгласил все тот же голос. – Борзой или голодный?

В беседке завозились, звеня, покатилась пустая бутылка, и пьяные голоса уныло забубнили:

– Ты чё, Валет, вальтанулся, что ли? Не видишь, кто идет?

– А пусть не выделывается! Я только закурить хотел, чё он, козел, выступать начал?

– Да это ведь карнач, дебил! Я его знаю, он в нашем доме живет. Ты бы еще у мента закурить спросил!

В беседке замолчали, потом первый подросток ломким голосом неуверенно и с некоторым испугом сказал:

– Подумаешь, цаца какая – карнач! Да Бородуля ему быстро чавку поправит! Сам слышал, он на базаре хвалился, что этот твой карнач перед ним на цырлах бегать будет!

Подходя к своему подъезду, Борис Романович машинально поднял голову и посмотрел на окна своей квартиры.