— Потому что здесь жила Аня?
— Да.
— Мне приятно, что ты говоришь об Ане. — Марианне улыбается.
Я слушаю собственные слова и не совсем понимаю, куда они могут меня завести. Несколько минут тому назад меня вырвало у фонарного столба. А сейчас я сижу в этом доме, который перекроил меня, начертал во мне ледяной узор, и вдруг мне захотелось здесь жить.
— Я только не понимаю, почему ты решила взять жильца? — спрашиваю я.
— Со среды я начинаю работать с полной нагрузкой. Для меня это важно по многим причинам. Я понимаю, что, наверное, ты ничего не знаешь о Союзе врачей-социалистов?
— Почти ничего, — признаюсь я и пытаюсь вспомнить то, что Аня когда-то рассказывала мне о своей маме, но я тогда почти не слушал ее.
— Ауд Блеген Свиндланд? — спрашиваю я.
Марианне удивлена и смотрит на меня с уважением.
— Так ты слышал о ней? Она открыла кабинет, где женщинам помогают подобрать правильные противозачаточные средства или сделать аборт, а сейчас мы пытаемся открыть клинику и заняться сексуальным просвещением. Это требует много сил. И много времени. Но мне нужна работа, в которой есть смысл, и потому необходим человек, который будет следить за домом. К тому же у меня есть свободная комната, комната Ани. Думаешь, никто не согласится жить в этой комнате? И еще есть рояль. Говорят, он очень хороший. Это правда?
— Правда, он очень хороший. Стейнвей никогда не делал плохие рояли. А модель А лучшая из всех моделей, на которых мне приходилось играть. Рояль тугой. Хорошо настроенный. Как раз то, что мне нужно.
Она кивает, но мысли ее далеко отсюда.
— Я повесила эти объявления здесь на столбах, потому что еще не была уверена, что действительно хочу сдавать комнату. Поэтому я не дала объявления в газете.
— Ты еще не уверена, что хочешь, чтобы тут жил посторонний человек?
— Ты не посторонний, — говорит она.
— И это будет стоить пятьсот крон в месяц?
— Тебе кажется, что это дорого?
— Нет, — говорю я.
Анина комната
Марианне хочет показать мне комнату на втором этаже. Она могла бы сдавать комнату для гостей. В ней тоже никто не живет. Но ей хочется снова слышать шаги в Аниной комнате. Мне тяжело подниматься по лестнице вслед за Марианне Скууг и вспоминать, как я поднимался тут первый раз. Это было незадолго до Рождества, и я шел как лунатик, неся на руках потерявшую сознание Аню. И удивлялся, до чего она худая, хотя на ней тогда был толстый лиловый джемпер. Ее испугал вид крови. Она случайно порезалась кухонным ножом, ранка была пустячная, но этого оказалось достаточно. Я действовал быстро и отнес ее наверх, чтобы положить на кровать. Решил, что так будет лучше всего. Теперь я думаю, что, наверное, мне следовало отнести ее в гостиную и положить там на диван. Но мне хотелось чего-то более интимного. Хотелось попасть в ее комнату. Увидеть ее кровать. И она это поняла. Я помню, как она беззвучно спросила: «Хочешь меня?» И я, растерявшись, ответил: «Ты это не серьезно». Я и сегодня в этом уверен. Конечно, она так не думала. Но было уже поздно. Я не мог удержаться. Она была страшно худа и, конечно, не получила никакого удовольствия от нашей близости. Но с того дня мы как будто навсегда были связаны друг с другом.
Двери во всех комнатах второго этажа открыты, как и в тот раз, когда я тут был. Я заглядываю в спальню Марианне и Брура Скууга. Там стояла смешная кровать с механическим устройством, позволявшим как угодно регулировать ее высоту, совсем как у кроватей в больницах. Ее там больше нет. Ее место заняла новая двуспальная кровать без технических хитростей и не такая кричащая, зато более женственная. |