Флинт Рхем оторвался от астрогационного пульта.
— Активность ближнего борта. Вывожу на четвертый экран.
Барнс подалась вперед. Створки ракетных портов и люки излучателей, давно заваренные, пытались открыться.
— Слишком близко, — пробормотала Барнс.
Она хлопнула по комму:
— Дакки! Сколько ждать перезарядки альфвенов?.. Плохо. Мне нужен рывок, и поскорее. Сойдет и тридцать процентов. Конец связи. Д. 3., что со штурвалом?
— Мы — торговый корабль, Мэгги, и не можем мгновенно развернуться.
— Я рискну. Выжми все, что можно.
Прошло пару секунд, но ни одна створка так и не открылась. Мэгги Барнс начала расслабляться.
— Он не может стрелять.
Вдруг часть обшивки древнего корабля вздулась и обвалилась сама в себя.
— Он думает, что орудийные порты открыты, — прошептала бан Бриджит.
— С той стороны его сенсоры расплавлены, — сказал Д. 3. — Как он вообще целится?
— Он не целится. Стреляет вслепую. Ожидает абордажа.
«А. К. Прабхакаран» вдруг засиял безмятежным и прекрасным оранжевым светом. Доновану зрелище напомнило солнечные лучи, пробивающиеся сквозь просветы в облаках. И тут «Прабхакаран» сам превратился в облако — в яркую туманность из газов, которая еще какое-то время сохраняла очертания корабля, а потом начала рассеиваться. Ковчег был достаточно большим, чтобы его сила притяжения удерживала обломки, так что однажды они соберутся в странный металлокерамический астероид. С вкраплениями органических веществ.
«Прощайте, Билли, — подумал Донован, — Софвари, Поули. Прощайте, тысячи безымянных терранских колонистов, грезивших о новой жизни в новых мирах. Прощай, Пэчароо».
Донован вздохнул.
— Черт!.. — сказал он.
Мéарана посмотрела на него и взяла за руку.
— Что?
Донован кивнул на экран:
— Мы его сломали.
XVII
ТАМ, ГДЕ СЕРДЦА
Славобог Скелет отрывается от переучета и видит, как человек со шрамами входит в бар Иеговы и щурится в полумраке. Он приветственно поднимает руку.
— Ты вернулся, — произносит он.
Человек со шрамами фыркает.
— Я больше не мог выносить нашу разлуку.
— Ты оказался слишком порочен даже для язычников за нашими защищенными небесами, — догадывается бармен.
— Я видел столько порочности, что побледнел бы даже ты, брат Скелет.
— Я бармен. Я слышал на своем веку столько признаний, что ты бы удивился, от чего мне только не приходилось бледнеть.
Человек со шрамами изображает улыбку.
— Стакан вискбеаты.
— Едва ли я побледнею от этого, друг Фудир. Продажи виски ужасно пострадали за время твоего отсутствия.
Человек со шрамами ничего не говорит и возвращается в свою нишу. Он задается вопросами, сидел ли в ней кто-то и знает ли кто-нибудь, что он вернулся.
Бар никогда не пустует, никогда не знает покоя, но ближе к полудню там обычно затишье. Яркий свет солнца бьет в окна, смазывая очертания людей за столиками, придавая им сказочный облик.
Он вспоминает, как внутри «А. К. Прабхакарана» вспыхнуло солнце.
Славобог лично приносит стакан и ставит перед ним.
— За тобой до сих пор должок, — сообщает он.
Человек со шрамами достает из кармана куртки карточку и показывает ее. Превосходная имитация карточки Своры. Лучшей копии бармену еще не приходилось видеть. Но она не светится в руках.
— Ах, — бормочет человек со шрамами, — я и забыл. |