— Я понимаю твою боль. Ты любил и потерял ее, но я знала ее с другой стороны.
— Не будь так уверена, — ответил человек со шрамами. — Леопард не меняет своих пятен. Я полюбил ее не по своей воле. Ни один мужчина не в силах противостоять ей, если она чего-то хочет. Она играла со мной, как ты играешь на арфе, пока я пел под ее мелодию. Какие шансы у ребенка избежать расставленного ею капкана?
— Я думаю, ты слишком ожесточен. Ты сделал свой выбор. Это ведь ты бросил ее.
— Я спасся.
Человек со шрамами вспомнил утро в трущобах Чельвеки-стада, что на Старом Сакене: побег из постели бан Бриджит и путь к Танцору. Из всего, что он сделал в жизни, совершить это было самым сложным.
— Как давно она исчезла? — неохотно спросил он.
Некоторые его личности жаждали это знать, другим было просто любопытно.
— Три года назад. Она ушла, когда мне было шестнадцать метрических лет.
— Но ты отправилась на поиски только сейчас?
— Не думай, что тебя было легко отыскать. Я следовала за намеками и слухами. Они привели меня сюда.
— Не должны были. Ни одна девчонка не должна была выследить меня.
— Моя мать — Гончая. Она кое-чему научила меня.
Гончие Ардри были умелыми агентами, славились опытностью в делах как политического, так и военного толка, они становились безжалостны и непреклонны, когда предстояло сделать то, что должно. Гончий мог быть кем пожелает: вестником, разведчиком, шпионом, послом, диверсантом, убийцей, спасателем и правителем планеты. Воспитание детей входило в число многочисленных талантов бан Бриджит.
Он отодвинул завтрак.
— И что заставляет тебя, арфистка, полагать, что ты сможешь найти Гончую, если она не хочет, чтобы ее нашли? Гончая может заниматься делом годами. Прямо сейчас она может быть на пути назад.
— На наше семейное ранчо на Дангчао явился Виллги.
— Виллги!
— Он искал мать и думал, что я могу что-нибудь вспомнить, какую-нибудь мелкую деталь. Вот откуда я узнала, что она пропала, а не просто занимается какой-то работой.
— Еще одна причина не вмешиваться. Я встречал достаточно Гончих Ардри и не желаю их больше видеть, в особенности Виллги.
— Он показался… беспокойным человечком.
— Он мог убить тебя одним пальцем.
— Ты знаешь, насколько разбросана Свора. Заданий всегда больше, чем Гончих. Они не могут отказаться от других дел. — Она потянулась через стол и взяла его за руку. — Фудир, они прекратили поиск.
— А ты?
— Что я?
— Помнишь одну мелкую деталь?
Арфистка на секунду задумалась, играя медальоном на серебряной цепочке.
— Я… не знаю. Мать руководила восстановительными работами на Чертополоховом Пристанище. Она вернулась домой, побыла две недели, а потом ушла.
Голос арфистки стал тверже, и человек со шрамами посмотрел на девушку.
— И она не сказала, куда направляется?
— Если б сказала, — отрезала она, — я б ня искала! Она никогда ничего мне’ня говорила. Дела Гончих… ня мне о том знать!
На лице человека со шрамами мелькнуло раздражение, он поморщился.
— Ладно, — пробормотал он себе под нос. — Я спрошу.
И обратился к арфистке:
— Как она вела себя, пока была дома?
— Как… мать. Мы ужинали. Она послушала мой концерт. Подолгу засиживалась в кабинете, читая и составляя доклады. Она дала мне это.
Арфистка сняла с шеи медальон и протянула ему. Человек со шрамами схватил его: простой черный керамический диск, в центре которого сверкал бриллиант. |