Где-то в его разуме раздался смех, похожий на рокот шторма.

Он встречал Олафсдоттр всего единожды, когда их обоих поработил Танцор Января и единственным выходом было пробудить незадетую личность Донована. «Тво-ой про-ошлый до-олх стал нынешним», — сказала она с ухающим алабастрианским акцентом. И Донован появился и перехватил управление у Фудира, который после этого долго пребывал во мраке.

— Как грубо! — сказал Донован. — Вспомни, сколько времени в изгнании провел я. А ведь это я первый, изначальный. Вы, остальные, — лишь опилки моего разума.

— Это ты так говоришь, — ответил Фудир.

Но возражение показалось слабым даже ему самому.

«Виски кончилось, — заметил Силач. — Что будем делать — закажем еще или?..»

— Мы отправимся с ней только до Верховной Тары, — сказал Фудир. — Чем мы рискуем?

Посторонним казалось, что пару минут человек со шрамами просто сидел неподвижно и что-то бормотал. Те, кто его знал, не обращали на него внимания, и это успокаивало тех, кто его не знал. Наконец он отодвинул стакан и поднялся из-за стола.

Славобог взглянул в его сторону, и его брови удивленно поползли вверх.

— Днем?

Человек со шрамами двинулся сквозь толпу. У него была особенная походка, позволявшая скользить в толчее почти без задержек и со скромным преимуществом. Достигнув бара, он с силой опустил на стойку чью-то банкноту в десять шекелей.

— Мне нужны твои молитвы, дружище Славобог. Я возношусь к язычникам.

— Я помолюсь за них. Непросто найти порядочного язычника.

Фудир улыбнулся и по-террански поклонился, сложив ладони перед грудью.

— Нанди, сахб. Я теперь гилди. Ты продавать мало-мало виски, когда я уходить.

— Ты всегда уходишь, — сказал бармен, — но всегда возвращаешься.

Он коснулся виска кончиками пальцев, ладонью наружу.

— Сах!

Когда Фудир достиг двери, Славобог взял банкноту в десять шекелей, спрятал ее в карман рубашки и мягко произнес:

— И может, помолюсь за тебя тоже.

Но Фудир притворился, будто не услышал.

Снаружи, прислонившись к стене и скрестив руки, ждала арфистка.

Поравнявшись с нею, Фудир проворчал:

— Не ухмыляйся.

ОН ЭСТИР

Человек со шрамами и арфистка забронировали места на «Драгомире Пеннимаке», что шел из Хэдли Прим к Ганноверу и Танцующей Даме, минуя по пути Верховную Тару. Лайнер был из тех, что назывались «восемнадцатками», по числу альфвеновых двигателей, он перевозил три тысячи душ, считая пассажиров и команду. Его вытолкнули с высокой иеговянской орбиты в зону ползанья, а сеть магнитно-лучевых подушек Космического Транспортного Контроля равномерно поднимала корабль все выше, передавая от одной платформы к другой и наращивая ускорение, пока не метнула мимо орбиты Аштерата в объятия гигантских проекторов, выведенных на орбиту Шри Шивы, суперюпите-рианца во внешних пределах дорог Иеговы. К тому времени «Пеннимак» достиг значительной части скорости света и несся к червоточине в пространстве.

Однажды вечером Фудир решил объяснить арфистке процесс межзвездных перемещений. Они сидели в кормовом пассажирском холле под названием «Услада Деви» — огромном зале с отделкой, достойной тех бедняков, кто путешествует на палубах ниже восьмой. Их окружали голограммы Бэт Хэдли; но смежные панели надвигались одна на другую, поэтому общее впечатление складывалось не лучшее. Арфистка и человек со шрамами ели переваренные овощи и филе чего-то, напоминавшего свинину.

— Древний бог Шри Эйнштейн, — рассказывал Фудир, — заявил, что ничто не может двигаться через пространство быстрее скорости света.