|
. Мой новый знакомый, сам «ветлугай», уверял, что другой этакой деревни нет нигде больше по всей реке. В Марьине промышляли года три назад «красноярками»[1 - Красноярками называют фальшивые «бумажки». (Примеч. В. Г. Короленко.)], – ну, это дело другое. А положите в незапертой избе деньги, уходите на сутки, – никто не тронет.
– Как же все-таки соловьихинцы?
– Такой у них, позвольте сказать, обычай…
Ну, где еще, думалось мне опять, найдется такая терпимость к чужим обычаям?.. И огоньки Соловьихи мигали приветливо и простодушно: «нигде, ни-где»…
– Вот и у Тюлина, – сказал я, улыбаясь, – тоже обычай.
– Верно! Подлец мужичок, будь он проклят! А и то надо сказать: дело свое знает. Вот пойдет осень или опять весна: тут он себя покажет… Другому бы ни за что в водополь с перевозом не управиться. Для этого случая больше и держим…
– Мир беседе!
– Милости просим!
К нашему огоньку с берестяными кошелками за спиной, с посошками в руках подошли два странника. Один из них, скинув котомку, внимательно поглядел на меня и сказал:
– Этого мы человека видели.
– Немудрено, – ответил я.
– На Люнде были?
– Был.
– Там и видели. По усердию или обет был даден владычице?
– По усердию. А вы?
– Мы к празднику ходили, стало быть, к сродникам.
– Что ж, садитесь к огоньку.
– Да нам бы на перевоз, – до дому недалече. К утру и дошел бы я.
– Да, на перевоз!.. – вмешался мой знакомый. – Тюлин последнюю ладью уволок. На пароме разве?
– Где!.. Больно река взыграла.
– Да и шестов длинных нет.
Другой из новоприбывших подошел усталым шагом к берегу, и тотчас же над рекой раздалось громко, протяжно:
– Тю-ю-ли-ин! Лодку дава-а-ай!
Отклик покатился по реке, будто подхваченный быстрым течением. Игривая река, казалось, несет его с собой, перекидывая с одной стороны на другую меж заснувшими во мгле берегами. Отголоски убегали куда-то в вечернюю даль и замирали тихо, задумчиво, даже грустно, – так грустно, что, прислушавшись, странник не решился в другой раз потревожить это отдаленное вечернее эхо.
– Шабаш! – сказал он и, махнув рукой, вернулся к нашему огоньку.
– А парню-то и до дому рукой подать, – сказал первый из моих знакомых, – и всего-то версты четыре, из Песошной! Слыхали про песочинцев? – спросил он с лукавой усмешкой.
– Нет, я в здешних местах не бывал.
– У них, у песочинцев, тоже опять свой нрав. Что ни город, то, говорят люди, норов, что ни деревня, то обычай. Соловьихинцы, – я вот рассказывал, – любят так, чтоб чужое взять, а уж песочницы – те свое беречь мастера. Этто годов, может, пять назад пошли семеро песочинцев в село Благовещение железо чинить: лемеха там, сошники, серпы и прочее деревенское орудие. Ну, починили, идут назад к реке и сумы с железом в руках несут. А река, как вот и теперь же, приплескивает сильно, играет, да еще ветер по реке ходит, волну раскачал. |
