Все из-за пьянки, конечно. Просто очень трудно было для меня уехать из города, страшно. Когда уходит жена, которой уже привык не стесняться, то само собой появляется неуверенность, страх. Уверенным можно быть только в том, что она уже рассказывает кому-то о тебе, вселяет уверенность в другого, открывая ему твои слабости. Так уж устроены наши комплименты, что приходится кого-то с кем-то сравнивать. Она уходила полгода, иногда возвращаясь и исчезая снова. И я в то время начал очень быстро пьянеть даже от небольшого количества спиртного.

Трудно уезжать, оставлять свою, пусть грязную, квартиру и даже костюм, в котором получал последние поглаживания от знакомых и незнакомых людей. Этот костюм под конец был уже немного прожжен сигаретами, но по привычке придавал некоторую уверенность. Перед самым отъездом я все-таки постирал брюки и почистил, как мог, пиджак, - привел их в порядок и оставил там, в городе. К ним прилагался еще красный галстук, это была моя дистрибьюторская одежда. Последний раз, когда мы с Донцовым брали водку у метро, нам не хватило всего пятидесяти рублей, и мы попросили девушку в киоске простить нам этот несчастный полтинник. Мы были в костюмах и галстуках.

Интересные - в "фордах" ездят, а полтинника не хватает. Закусить-то хоть есть чем?

Тот вечер мы провели в приподнятом настроении. Мы ездим на "фордах". О продавщице было приятно думать. По виду - крученая, глаз наметан должен быть, а ошиблась. Значит, и правда - похожи.

С костюмов перешло, наверное, что-то от этой сучьей работы и на наши рожи. Когда каждый день людям внушаешь, что они - говно, то они начинают тебе верить, даже доверять. Они любят, когда их держат за таких.

Здравствуйте, добрый день! Можно на минуточку вас отвлечь? Мы из Австралийской оптовой компании, которая сегодня проводит рекламный день. И сегодня мы представляем вот такие вот замечательные, держите... Вы знаете, что в этой коробочке? А как вы думаете? ...это в магазине по триста пятьдесят тысяч, а у нас сегодня всего по тридцать...

Это неплохо, но это начало. Это работает, но нет куража. Лучше, пустив по полу паровозик на батарейках, который включает огоньки, противно гудит и шипит, идти среди усталых людей по залу ожидания, размахивать яркой коробкой от паровоза и орать: Больше одного в руки не даем, я сказал, не даем.

Но лучше всего, держа такой паровоз, или набор ручек, или ролик для чистки одежды, или включив на полную громкость китайский детский синтезатор, пройти через весь универмаг в хорошем костюме, с выбритой рожей, с запахом туалетной воды, лучше всего подойти к какой-нибудь забитой тетке с сумками и крикнуть ей в лицо: В очередь, не ясно? В очередь!

И тогда вокруг тебя сразу образуется маленькая толпа, где не выпускают из рук авоськи, толкая друг друга, и белеют глазами: Я перед вами стояла.

Это - кураж, это - полет, это - товар уходит в минуты. Они все просят тебя только об одном лишнем ролике для чистки одежды или наборе плохих ручек. Они все как будто маленького роста. Это приятно. Это дает силы в этот день добраться до вечера, а вечером до "Шмеля", до соточки с двумя сосисками. Это дает азарт, достаточный для того, чтобы пойти в мусарню и впарить там каждому по какому-нибудь идиотскому фонарику, который им сто лет не нужен. Они даже тебя пригласят прийти еще раз с чем-нибудь новеньким, и руку тебе все пожмут на прощанье.

Да, это иногда забавно - прийти к ментам и сделать так, чтобы они покупали у тебя ненужные вещи, рылись в своих кошельках, бегали к товарищам занимать деньги, просили еще чуть-чуть подождать. Но за это приходится пожимать их руки.

Ты, сука, гондон, ты будешь говорить, где ты это взял? Где он взял наркоту, которую наверняка ему только что сунули в карман? Удар ногой по пояснице. Не падай. Сядь. Извините, - работа.