Изменить размер шрифта - +
Сядь. Извините, - работа. Говорить вот не хочет. А можно, если я две штуки куплю у вас? - Можно только сегодня, в рекламный день, и только для работников милиции. - Тогда я два куплю. И это... еще у наших ребят внизу спрошу, может, им надо. Сейчас, подождите момент, я быстро. И еще раз, проходя, носком ботинка в бок: Сядь ровно, я сказал. И смотри не обоссысь все отделение мыть будешь.

Костюм, в руках коробки с товаром, в кармане щетка для обуви, чтобы туфли блестели. Улыбка. В магазине - сначала к первой поднявшей глаза продавщице: Привет!!! Как сегодня? Ничего? Очередь ждет. Они будут молча стоять и слушать мою сладко-нагловатую, глаза в глаза речь, мой разговор с продавщицей, ее кокетливые ответы. Потом к заведующей, которая проходила уже все на свете по тысяче раз, но ей под пятьдесят лет и под шесть пудов - она тает от того, как я гляжу ей в глаза - снизу вверх, присев на корточки. Она покачивает головой: Ох наглец же, - и вытаскивает стотысячную - заслужил.

Когда говоришь, то чуть киваешь в такт своим словам, многие тоже начинают кивать тебе, говорят - нет, а сами кивают и путаются. Конечно, заведующая не будет кивать, она мне просто дарит деньги в обмен на товар и мой взгляд. А менты - за то, что пожал им руку.

С утра в конторе, вернее в офисе, - сорок молодых мужиков. Выглаженные рубахи, расчески, огромные сумки, полторы тысячи рукопожатий. Васю Ламбаду повысили - он стал инструктором. Ламбаду, который до этого пахал на молокозаводе инженером и с ним расплачивались молоком. Васю Ламбаду, которого любая сволочь считала за говно. А теперь он в красивом костюме всем успешно доказывает, что они сами - говно, и поэтому приносит жене каждый день нормальные деньги. Может, и не очень большие, но все-таки не молоко. Правильно, так и надо. Теперь он будет учить этому новеньких. Растет Вася, молодец!

Холостые и обремененные семьей, активные, сокращенные или не нашедшие работу, здоровые молодые парни по взмаху руки своего дирижера каждое утро изо всех сил кричат. Это не ура, не банзай, не юххе, это просто А-а-а в сорок глоток, но этот общий ежедневный крик объединяет их в коллектив, в парней из этого офиса, в Австралийскую оптовую компанию, которая на самом деле называется "Русский успех" и не имеет к Австралии никакого отношения. Объединяет, потому что они в этот день не должны принадлежать к тому большинству, которое населяет город. Они не говно.

Всё, все в поле! (в смысле на улицы города).

Дорожные рабочие в желтых жилетах, секретарши с ногтями, ниишники, молодые усталые бизнесмены, продавщицы, перекачанные пиджаки с расплющенными носами, рты с трудом вникающих колхозников - и вдруг неожиданно, очень редко, слишком редко, не чаще раза в неделю - беззлобно и почти не глядя скажут: Иди на хер. Даже обиды не возникает, просто как бы выпадаешь из созданной тобой реальности, чувствуешь усталые ноги, и пропадает почти что непритворная улыбка.

Обиды никогда не было, удивление было, даже интерес - как это так? Зуб у него, что ли, болит, жена ушла или это попался какой-то удивительный человек, живущий не по законам своего общества? Антисоциальный тип, выходящий за рамки, опасный, я бы даже сказал, для общества. И после такого хотелось домой, спать, уехать куда-нибудь.

Входную дверь в свою квартиру я не запираю на ночь. Это началось после того, как ушла жена. Красть нечего, кроме костюма и пустых бутылок, но ночью может прийти Аська. Может ускользнуть из дома и ткнуться в соседнюю (мою) квартиру. Ускользнуть условно, поскольку ее свекр и свекровь бдительны в силу преклонного возраста. Они все равно будят спящего Витьку, и он уже решает прийти и увести за руку свою жену или спать дальше, потому что трудно делать какое-либо усилие в нашем спальном, усталом районе в середине ночи. Мы с ним ровесники, и мне тоже трудно делать усилие, но я разлепляю глаза от ее шепота и прикосновений. Аська перекрашивает волосы несколько раз в неделю. Она ходит дома на шпильках и никогда не жалуется на жизнь.

Быстрый переход