У него, несмотря на совершенно невинный, чуть вздёрнутый картофельный нос и степенную, по-домашнему неопрятную бороду, в облике было что-то противоречившее заголовку о чудесах. Если такой пророк и творил чудеса, то они были жестокими.

Убрал ногу, и листок тут же сорвался и полетел в открытые дверцы. Приметы средневековой ярмарки я стал замечать ещё издалека, из окна троллейбуса. Сперва я увидел стоявшего одинокого горбуна. Он был одет в старый бомбер с торчавшим из прорех пухом. В руках трепетала пустая оранжевая авоська.

Затем показались шпили и разноцветные купола шатров, шары небесного цвета неслись в бетонное тусклое небо. Где-то совсем далеко, как будто в другом городе, вспыхивал фейерверк.

Хотя было и без фейерверка ясно, что впереди меня ждёт что-то праздничное. Прямо передо мной с сиденья поднялся парень в кольчуге, и, закинув на плечо сумку Reebok, нажал кнопку выхода.

Когда я спустился следом за ним, лицо обдало пламенем — неправдоподобно большое облако выдул факир в шутовской синей шляпе с бубенчиками. Детишки бежали навстречу огню, щупали проходивших мимо мужчин за мечи в ножнах.

В глазах всё заблестело от лат, а мимо носились, как шары в боулинге, кругленькие мамаши. Слишком много мамаш и детей для вечернего мероприятия. Подошёл ко входу, высматривая синие большие глаза. Я всё ещё не знал, как её зовут. Это могло обернуться неловкой ситуацией.

Казалось, я был готов ко всему, и всё-таки вздрогнул, когда она показалась из-за поворота. Она была снова в чёрном — джинсы, куртка и кофта с тонким узором золотого цвета. Даже мой левый уродец-глаз, побродив по ней, не нашёл недостатков. Она начала говорить, но я не мог сосредоточиться, люди неслись мимо нас, как труппа из горящего цирка. Факир как будто шёл за мной по пятам — я снова и снова чувствовал, как обдавало огнём мою нежную спину.

В два ряда стояли шатры с едой, декоративным холодным оружием, деревянными детскими копьями, круглыми, чуть выпуклыми щитами, напоминавшими, как давно я не видел женщину без одежды, бочки с зерном, лавки с рыцарскими гербами, под ногами болтались вязанки сена, от которых несло одновременно и гнилью, и свежестью. Разок меня ощутимо толкнул громила в доспехах, так что чуть не выпрыгнули линзы из глаз, а она и не заметила ничего — кинулась к лавке со сладостями.

Посмотрел на стенд с холодным оружием. Потрогал нож в ножнах в виде дракона. Дракон заглотил меч до рукоятки и при этом имел страшно довольный вид. Поддельные красные крупные камни сверкали по туловищу.

— Попробуй пирожок.

Ко мне обратился мужчина, лысый, коричневатый, с облезло-розовыми пятнами по шее и по лицу, напоминавшими экзему. Он был одет в камзол с гербом на груди в виде пятнистой ящерицы. Мне не хотелось пирожков. Кроме того, я не видел ни одного пирожка вокруг — только бочки с пшеном и другими зёрнами.

— Пирожки внутри. Засунь руку, — сказал мужчина, глядя при этом так, будто предлагал что-то сладкое и запретное. Я сунул руку по локоть в бурую чечевицу. На полумгновение меня охватил страх, а вдруг на дне что-то живое и гадкое, например, большая пятнистая ящерица. Я достал пирожок зелёного цвета.

— Он называется «тайным пирожком», — сказал мужчина, склонив голову. Экзема покрывала и его бледную лысину. — Попробуй.

Я подумал, что передо мной кришнаит, и теперь он потребует с меня за надкусанный пирожок денег. Пирожок был безвкусным. Продавец подмигнул мне, и экзема как будто двинулась по лицу. Кивнул ему с вежливой улыбкой и пошёл дальше, по пути незаметно выкинув пирожок в мусорку. Меня снова толкнули, и я едва не упал в ноги существу на покрашенных в белый цвет ходулях. Костюм на нём был тоже белым, мохнатым, а лицо — неподвижное, зверское, с птичьим клювом, и маленькие глаза.