— Впрочем, если вы не в состоянии дать себе отчет в том, что происходит, я готов кое-что подсказать вам. К примеру, напомнить про одно имя... Я имею в виду не Данче, прости ее Господи, а, скажем, Жюля Берте-на... Жюль Бертен, вы хорошо слышите?..

— Но я понятия не имела о характере этих материалов! — мученически изрекает хозяйка.

— Сейчас я спрашиваю вас не о характере, а об источнике!

— Но зачем меня спрашивать, если вы и без того все знаете!.. Верно: Бертен попросил оказать услугу. Я бывала у них дома, делала его жене прически... Мы постепенно сблизились, и... однажды он попросил оказать ему эту услугу.--

— Переправлять его любовные письма?

— «Личные письма» — так он их назвал... Чисто интимного характера...

— А что вы получили за свою услугу?

— А, давал мне там кое-что... По мелочам...

— Но ведь Бертен давным-давно уехал, а ваш ящик продолжает служить...

— Да вот перед самым отъездом он доверительно сказал мне, что, в сущности, ящиком пользовался не он, а какой-то его друг, который хотел бы пользоваться им и в будущем.

— А как же с вознаграждением?

— А, находила время от времени кое-что — опять же в ящике... Мелочь какую-то...

— И вы не имеете представления, кто он такой, этот приятель Бертена?

— Поверьте, я действительно не имею представления!

  Не знаю почему, но на сей раз я склонен ей верить.

— У меня создается впечатление, что вы слишком полагаетесь на свою неосведомленность, — говорю я. -Однако все ваши ссылки на неосведомленность ни в коей мере не уменьшают вашу ответственность. Вы сознательно за соответствующую плату стали орудием подданного другой страны, точнее, западного шпиона, способствовали его шпионской деятельности и продолжаете оказывать такое же содействие другим шпионам, вплоть до сегодняшнего дня.

— Но я понятия не имею... Я...

— Как вы не поймете, что ваше «понятия не имею» в данном случае пустой звук. Вы совершили тяжкое преступление, за что враг вам заплатил. Теперь настало время вам расплачиваться. И если они действительно давали вам по мелочам, то должен вас заверить, что мы мелочиться не станем.

Она сидит словно в оцепенении и, судя по всему, только сейчас начинает сознавать, как глубоко ее засосало болото.

— Вы запрячете меня в тюрьму?

— А вы что думали? Оштрафуем на два лева?

— И сколько же мне сидеть?

— Я полагаю, немало. Но это суду решать, не мне.

  Я молча закуриваю, чтобы она могла немного собраться с мыслями.

— Зря вы смотрите на меня таким убийственным взглядом, — говорю ей. — Вы сами себе обеспечили тюрьму. Нам остается только снабдить вас транспортом. Что касается меня, то я даже готов в какой-то мере облегчить вашу участь, но при двух условиях.

— Говорите же! — отзывается она раньше, чем можно было ожидать.

— Во-первых, если вы запомните эти слова «в какой-то мере», потому что я не чудотворец и не люблю давать невыполнимых обещаний. Во-вторых, если вы поможете мне обнаружить человека, который пользуется вашим почтовым ящиком.

— Но как вам помочь? Как?

— Погодите! Спокойно! Ящик использовался двояко: одни время от времени приходили к нему что-то взять или положить, а другой доставлял соответствующие директивы и уносил то, что приносили другие. Следовательно, этот другой имел дело с ящиком значительно чаще. Постороннему пользоваться этим ящиком рискованно, а еще более рискованно пользоваться им часто. И потом, Бертен остановил свой выбор именно на вас, по-видимому, не случайно. Скорее всего, выбор пал на вас именно потому, что в этом же доме проживает человек, который может запросто пользоваться вашим почтовым ящиком.