«Тебе легко так рассуждать, у тебя нет сына», — звучит где-то во мне голос Любо.

  «У меня нет сына? Ты мне своего повесил на шею, а еще болтаешь, что у меня нет сына. Твой сын — это мой сын. И давай проваливай, нечего тут рассусоливать».

  И Любо исчезает. Он всегда исчезает, получив свое.

— ...Так что с изобличением Раева круг и в самом деле замкнулся, мистер Томас, или, как сказал бы Старый, затянулась петля у вас на шее.

— У него, не у меня, — сухо уточняет Томас.

— Вы так считаете? Так тщательно подготовленная вами операция завершается грандиозным провалом, катастрофой. Катастрофой для всех ее участников, включая и вас.

— Стоит ли так обольщаться? — насмешливо посматривает на меня Томас. — Я ли готовил эту операцию или кто-то другой, это еще неизвестно. Вы не в состоянии доказать ни одного случая моей причастности к этой операции.

— А ваша связь со Старым?

— Я никогда в глаза его не видел.

— Но ведь он поддерживал контакт с вашим Бенетом через маникюршу.

— Я не Бенет.

— А эта загородная встреча там, под деревьями? Точнее говоря, вербовка того молодого человека?

— Мне незнаком тот молодой человек, я не обменялся с ним ни единым словом.

— Зато ваша секретарша Мэри успела обменяться с ним столькими словами.

—  Я не Мэри. И, к вашему сведению, она давно отбыла на родину. Точнее, в психиатрическую больницу. Если вы считаете, что я обязан отвечать за поведение душевнобольных...

— Да, да. Я не сомневаюсь, что вы ее пустили в расход. Так же, как пустили в расход столько других людей: Чарли, проводника, Апостола, Лили, не говоря уже об остальных, которые чудом уцелели.

—  Поименованные лица мне вообще незнакомы.

— Так ли? А я считаю, что некоторым из них вы лично давали инструкции. Например, Чарли.

— Можете вызвать его в качестве свидетеля.

— Откуда, с того света?

— Его местожительство мне неизвестно.

— А проводник? Вы и с ним не имели дела?

— Вам ничего не мешает и его призвать в свидетели.

— Ладно, — спокойно отвечаю я.

  Нажимаю на кнопку звонка, открывается дверь, и в комнату входит проводник. Томас, естественно, делает вид, что это его совершенно не трогает, а затем заявляет, что впервые видит этого человека. И все-таки появление проводника столь неожиданно, что притворство Томасу не вполне удается.

  Это, по существу, самый важный результат нашей поездки в Стамбул. Помощник Борислава, воспользовавшись тем, что Чарли находился в наркотическом трансе, сумел заменить пистолетик, заряженный смертоносным ядом, другой такой же игрушкой, содержавшей невинный газ. И смерть человека из спального вагона была всего лишь симуляцией. Человек был спасен. Или, выражаясь профессиональным языком, свидетеля удалось сохранить.

  Вот те на, он, оказывается, жив и невредим — такого Томас никак не ожидал. Этот свидетель плюс звукозапись или звукозапись вкупе с этим свидетелем составляют чертовски неприятную улику. Мне хочется объяснить это дипломату, в конце концов я делаю знак, чтобы проводник удалился, и продолжаю:

— Так что нечего твердить, будто вы непричастны к этой операции, и делать вид, что катастрофа вас не затрагивает, мистер Томас. Вас она поразила в первую голову, и вполне очевидно, что это катастрофа всей вашей жизни. Потому что, приехав к нам, вы не только ничего сами не достигли, но и свели к нулю то малое, что создали ваши предшественники. Так что для ваших шефов одного вашего увольнения за подобный провал будет недостаточно. Вы конченый человек, мистер Томас. Пусть в переносном смысле, ваше место в морге.

  «Пора бы мне уснуть», — внушаю я себе и снова переворачиваюсь на другой бок.