Н е з н а к о м е ц: Потому что у вас не было выбора. А теперь мы вам предлагаем такую возможность.
Р а е в: Выбирать можно, по крайней мере, между двумя вещами. А пока что в наличии имеется только одно: мое положение в Болгарии, где у меня есть квартира с удобствами, хороший пост, высокий оклад, служебная машина, покой...
Н е з н а к о м е ц: Все это так мизерно и стоило вам неимоверных усилий. Ваши дни проходят в одной работе, вы, похоже, совершенно забыли, что в жизни есть и удовольствия и развлечения... Вы читаете газеты и знаете, каков приток специалистов в нашу страну. Нас склонны винить, что мы покупаем специалистов. Мы их не покупаем, они сами к нам приходят, потому что у нас они получают огромное жалованье, роскошное жилище, пользуются уважением... А специалисту вашего ранга полагается еще больше...
Р а е в: Вы ждете от меня не только специальных знаний, но и чего-то другого... что сопряжено с большим риском...
Н е з н а к о м е ц: Мы постараемся, чтобы вы ничем не рисковали. В одном из здешних банков будет открыт счет на ваше имя... И когда, справившись со своей задачей, вы придете к нам...»
И так далее, и так далее. Жалкий, омерзительный торг, как будто продается старая машина, а не родина.
— Может быть, по-вашему, и это еще не факты? — спрашиваю я, останавливая аппарат.
— Спорные, — вертит головой Раев. — Очень спорные. Магнитофонная запись, и ничего больше. Еще вопрос, мой ли это голос.
Но последняя реплика произнесена без внутреннего убеждения, и весь вид хозяина служит признаком того, что он готов капитулировать.
— Видите ли, я в достаточной мере разбираюсь в этих вещах и могу сказать, что выдвигаемое против вас обвинение до такой степени обосновано и документировано, что любой суд без колебаний вынесет приговор, которого вы заслуживаете. И если я сейчас здесь, то вовсе не для того, чтобы вырвать у вас признание, а чтобы решить, как нам быть с вашей дочерью. Как вы считаете, ваш арест очень тяжело на ней отразится?
— Он ее убьет! — восклицает хозяин, сбросив маску безразличия.
— Выходит, вы сами ее морально убьете... после того, как чуть было не убили физически.
— Это уже чудовищно! — кричит Раев.
— Не спорю, только кто в этом виноват? В последнюю неделю вы что-то заподозрили... видно, кто-то дал вам знать. Это еще предстоит установить. Во всяком случае, вы решили, что настало время бить тревогу. И при помощи соответствующей сигнализации уведомили Томаса, вполне отдавая себе отчет в том, какие меры будут предприняты, чтобы замести следы. Самые радикальные меры, чтобы не сказать иначе. В результате этого двое молодых людей уже мертвы, хотя такая же участь могла постигнуть и других. В том числе и вашу дочь...
— Но это же чудовищно!
— Еще бы! Ее спасли какие-то секунды. И вашей лично заслуги в этом нет.
Он молчит как в воду опущенный и, как видно, утратил всякую способность трезво мыслить. Тем не менее я спрашиваю его:
— Ну так как же нам поступить с вашей дочерью?
— Как хотите, — машет он рукой. — Наврите ей чего-нибудь... Пройдет время... Впрочем, я не уверен, чтоб она меня особенно любила... Что она вообще способна так любить...
Выглянув в окно, я устанавливаю, что те двое куда-то исчезли.
— Пойдемте, Раев.
Хозяин встает, снимает очки, вытирает носовым платком стекла и снова надевает их. После чего медленным, усталым шагом направляется к двери.
Внизу нас ждет служебная машина. Мы с ним садимся на заднее сиденье, и машина трогается. Проехав с километр, я неожиданно замечаю Бояна, одиноко шагающего по обочине шоссе.
— Останови, давай посадим пешехода, — говорю шоферу.
Боян не без удивления окидывает взглядом Раева и молча садится на переднее сиденье. |