— Может быть, нам есть смысл остановиться да порасспросить, ничего, что потеряем минуту-другую, — предлагает Борислав.

  Совет запоздалый, но не совсем. Мы останавливаемся при въезде.в Княжево, и милиционер, регулирующий Движение, сообщает, что несколько минут назад колымага проследовала дальше. Трогаемся, но теперь сирена почти не помогает, движение настолько затруднено, что порой мы почти останавливаемся.

  При выезде из Княжева снова наводим справки.

— Вон там остановилась такая машина, — сообщает милиционер, указывая на чернеющий проселок вдоль реки.

  Минуту спустя две наши машины подкатывают вплотную к оставленной колымаге, и мы уже глазеем из кустарника на резвящуюся в сотне метров от нас компанию молодых туристов во главе с долговязым Апостолом.

  На беду, Апостол тоже сумел нас разглядеть. Не случайно он так лихорадочно наполняет шприц и, боясь, что у него отнимут драгоценную дозу, быстро и ловко вонзает в руку иглу, даже не засучив рукава. Нас теперь разделяют считанные шаги, и мы отчетливо видим этот патетический жест; видим, как исказилось длинное худое лицо молодого человека, как он опускается на траву и, неудобно подвернув ноги, конвульсивно вздрагивает.

  Боян устремляется к Анне, грубым движением выбивает из ее руки шприц и, видимо не в состоянии остановиться, снова замахивается, на сей раз для того, чтобы влепить ей пощечину.

  Роза, Пепо и Лили в полной растерянности, не знают, бежать им или сложить оружие. Все так же не церемонясь, Боян хватает Анну за плечо и тащит ее к шоссе.

  Проводив их взглядом, я потерял всего лишь несколько секунд. И эти секунды оказались роковыми. Повернувшись, я вижу, как Лили, осатанело наблюдавшая за Бояном, внезапно повторяет жест Апостола.

  На какое-то мгновение она как бы поднялась на цыпочках, стала выше и стройнее, могло показаться, что она жаждет избавиться от мучительных судорог, раздирающих ее тучное тело. Наконец она опускается на колени и зарывается лицом в траву. А где-то позади меня все еще слышится нервное всхлипывание Анны.

— Данные анализа: яд мгновенного действия.

— Опоздай мы еще хотя бы на несколько секунд, и все остальные сыграли бы в ящик, — рассуждает Борислав.

— Если бы мы чуточку поторопились, то, может быть, и эти остались бы живы, — говорю я.

— Пожалуй. Но тебе не кажется, что тут налицо некая фатальность? Я имею в виду не этого беднягу, долговязого, а девушку. Это же чистой воды самоубийство. Отними у нее шприц, она тут же бросилась бы под трамвай.

— Да-а-а!.. — отвечаю ничего не значащим восклицанием. — Родителям сообщили?

—  Отцу Апостола дали знать, а отец Лили в командировке, — поясняет лейтенант. — Послали «молнию». Трупы нам больше не нужны. Похороны завтра утром.

— Ладно, — киваю. — Ты свободен.

  Лейтенант удалился, и Борислав обращается ко мне:

—  Неужели этот Томас выйдет сухим из воды и не получит по заслугам? Это же надо, так губить людей... Не говоря уже об остальном...

— Надеюсь, ему так или иначе не уйти от расплаты. А пока нам предстоит закончить нашу последнюю миссию, самую деликатную.

  Раев. Еще один человек, которого я до сих пор знаю только по фотографии. Он весьма строен и хорошо сохранился, у него интеллигентное лицо. Сосредоточенность, тронутые сединой волосы, очки в массивной темной оправе делают его похожим на ученого.

  Он встречает меня у входа, подает мне худую энергичную руку и ведет в холл.

— Впрочем, если желательно, чтобы мы поговорили наедине, то нам лучше подняться в мой кабинет. Там не слишком уютно, зато никто нас не станет беспокоить.

— Хорошо, пойдем в кабинет.

  И вот мы в мансарде. Эту комнату я тоже знаю только по снимку.