– Тем девушкам для упрочения своего безупречного имени надо было выйти замуж, дабы прикрыть свои прежние грешки и неудачные попытки завести семью. Охмурить восемнадцатилетних мальчишек им не стоило труда. Но в мужьях-салагах они не нуждались.

– А я думала, что мальчишки были виноваты в разводах, – созналась Лена.

– …А помнишь, студентами мы какой-то фильм про скатов смотрели? Эти скаты манты издавали звуки, от которых тебе стало дурно, а мне и остальным присутствующим – хоть бы что! Тогда я лишний раз убедилась, что ты не такая, как все. В чем выражалась эта возвышающая тебя особенность, я не понимала, но чувствовала ее. Это порождало нечто неуловимое, вызывающее таинственное обожание. Ты во всем видела жизнь: в камнях, деревьях, облаках. К слову сказать, то, что ты первенствовала по части уроков, к этому не имело ни малейшего отношения.

– Фантазируешь, – засмеялась Лена. – Но знаешь, ты в чем-то права. Наличие повышенной чувствительности я сама за собой замечала. И у Антоши на этот фильм была та же реакция. Не странно ли? Меня в детстве спасал твой практицизм и юмор. Быть бы мне без него неврастеничкой.

«Какое-то у Инны сегодня покадровое мышление», – недоумевает Лена, судорожно сосредотачиваясь, чтобы успевать переключаться.

– …Ты всегда была чертовски правильной. Детдом и прогорклый хлеб иждивенчества загнали тебя в жесткие рамки или это тоже наследственная черта?

– То, что мне хотелось быть хорошей, – очевидно, генетическое. Такой мой стержень. Правильной быть мне проще.

– Проще? Как так? Ты же всю жизнь прожила в напряжении, зажатой в кулак общепринятых условностей.

– Напряжение от несправедливости, от невезенья, от того, что всё сама, всё одна, – грустно улыбнулась Лена. – Если бы отказалась от своего «я» или кардинально вступала с ним в противоречие, мне было бы намного труднее. Я, допустим, не смогла бы громить, крушить или делать еще что-то в том же духе, противоречащее моей натуре.

– Невезения. Их постоянная череда тебя изматывала. Выручала ирония. Первый курс наш вспомнила. Нам к контрольной дали решить по семьдесят интегралов. Ты с одним не справилась, хотя была самая сильная в группе, и боялась, что именно этот злосчастный интеграл попадется тебе на контрольной. Сокурсники успокаивали тебя, мол, просчитай вероятность этого события.

– Он достался-таки мне, и я лишилась возможности получить зачет автоматом. Пришлось отшутиться, мол, «коль не везет, так и трамвай не повезет» и вместе со всеми отправиться на экзекуцию.

– Так ты называла экзамены и зачеты. Они требовали от тебя большой нервной выдержки.

– Этот случай – яркий пример степени моей невезучести.

– Как-то Эмма, вспоминая тебя, сказала: «Я больше не встретила кого-то, кто бы так хорошо знал математику».

– Преувеличивала, – отмахнулась Лена.

– С каких пор ты стала верить в свою невезучесть?

– С детства, когда узнала, что у одного нашего соседа из десяти сыновей только один вернулся с войны, а у другого – девять. А мне с самого рождения не повезло, ты же знаешь. Правда, можно считать, что все эти жизненные перипетии были мне необходимы для формирования личности, – усмехнулась Лена.

– Вот ты и выковывала свой характер. И до сих пор невезение тебя преследует?

– Почти ежедневно. Недавно пошла на почту. Два часа меня промурыжили у стойки. Я доказывала, что приемщица не права, но она, по незнанию, всё равно по-своему сделала. А переделывать мне пришлось. Зарплата у них грошовая, отсюда текучка кадров и некомпетентность. Не удивлю, если расскажу еще много чего подобного, происшедшего со мной только за последнюю неделю? И так всегда и во всем.