|
Стою перед поликлиникой, запах цветущих лип вдыхаю. Вдруг женщина рядом со мной оказалась, приятная такая, интеллигентная, молодящаяся. На вид в пределах пятьдесят-шестьдесят. А в глазах – тысячелетия! Меня почему-то мороз по коже пробрал от ее взгляда. Спрашивает она меня кокетливо: «Сколько лет мне на вид дадите? Честно отвечаю: «Мало, но глаза у вас как у моей прабабушки». И вдруг она пропала, как растворилась. Я туда, сюда – никого. Фильм «Средство Макрополуса» сразу вспомнила. Как-то сразу не по себе стало, словно она оттуда… Странно, будто с того света от кого-то привет передала. Меня внутренне покоробило, но значения этому факту не придала, на себя не примерила. А через несколько часов узнала о страшной болезни. Больше я эту женщину никогда не встречала, хотя невольно часто искала глазами. А бывают счастливые неожиданные случайности. Они выручают, спасают, если их замечаешь. Не есть ли это вмешательство Бога в нашу жизнь?
– Может, совпадение? – А интуиция, предчувствие? – У меня нет фатального страха перед смертью. «Нет, весь я не умру», – ответила Лена, чтобы увести подругу от грустной дискуссии. Она притянула её к себе с каким-то внутренним отчаянием и сказала уже много мягче: – Если Всевышний хранит тебя, значит, ты ещё зачем-то нужна на Земле. Сказала и вспомнила синие, трясущиеся губы, страдальческий излом бровей Инны перед первой операцией, своё одинокое кружение вокруг больницы. А после неё… безжизненно болтающиеся кисти безвольно соскользнувших с каталки рук. «Нет! Нет», – кричало тогда всё внутри меня, но наружу не вырывалось. И через сутки, когда слова ещё с трудом давались ей и слишком тяжело сползали с не оттаявших, словно омертвевших губ, я терпела, не ревела. А в этот раз меня не было рядом». Душа Лены облилась слезами. Она уткнулась головой в плечо подруги и спрятала свое лицо в её волосах. Ей подумалось: «Кто-то сказал, что нет печальнее зрелища, чем молодой пессимист, и нет отраднее картины, чем старый оптимист». Это касается только условно здоровых людей. Смертельно больной оптимист выглядит карикатурно». После долгой тяжелой паузы, позволившей Лене справиться с нахлынувшими чувствами, она спросила: – Как ты последнюю экзекуцию перенесла? Снова сильно тошнило? – Разве тошнота и рвота страшны? Их можно перетерпеть. Главное, суметь пережить первую ночь после введения химии. Ты же знаешь. В этот раз я была на грани. Это когда ты чувствуешь буквально тысячные доли вибрации каждой клеточки тела. Оглушающее впечатление. Невозможно описать странное жуткое состояние организма, борющегося за жизнь. И с каждой серией химий это переносится всё трудней. Чуть не тронулась умом. До рассвета бродила по коридорам в наполовину ненормальном, зомбированном состоянии и до изнеможения бездумно бормотала одно и то же: «Господи, помоги! Господи, спаси!» Спас. Меня часто хранит провидение. – Может, потому, что любишь вслушиваться в Космос, умеешь слушать и слышать тишину? По тому, как подруга посмотрела на нее, по ее беспомощной улыбке Лена поняла, что она готова поверить чему угодно, только бы выжить.
– Лёля почему-то вспомнилась. Сто лет о ней не думала, и вдруг сейчас всплыл один шокирующий случай. Конечно, я знала, что она активная общественница, но в чём её деятельность заключалась, не интересовалась. И вот как-то по каким-то своим делам заглянула в судком, где комиссия по отчислению заседала. Слышу, Лёля жестко, напористо и бескомпромиссно отчитывает первокурсника. Мол, как ты дошел до такой жизни, что у тебя две двойки в сессию! Смотрю, парнишка сидит перед нею бледный, испуганный. Крупные капли пота стекают со лба и даже с кончика носа. У меня – глаза-шары. |
