– Твой клиент, может, даже не заметил бы твоей промашки, а ты с ума сходила, – засмеялась Лена.

– И могла бы провалить переговоры.

«Говорим о пустяках, о посторонних вещах. Касаемся самых незначительных тем. Тщательно избегаем реалий будущего», – думает Лена.

Инна почему-то Люду вспомнила. Лена ее в глаза не видела, но много о ней слышала.

– Как ни приду, они лаются. Люда то молчит, то защищается, упрашивает, а мужу в голову не приходит, что жена не обязана терпеть его взрывы. Я понимаю, что ссора, как и любая коммуникация, поддерживается с двух сторон. Но ведь и у Люды терпение не безразмерное. Из-за ссор их сыночку не хватало тепла семьи. Он хотел доброго мужского внимания, надежности, уверенности, чтобы ему говорили тихие, нежные слова, чтобы в семье был покой и радость. Я была ласкова с ним, и он как-то попросил меня взять его с собой, по сути дела забрать из семьи. Я поразилась такой реакции ребенка на ласку, а родители испуганно переглянулись. Понял ли отец беду сына, надолго ли запомнил этот непроизвольный урок, не знаю. Я с тех пор у них не бывала, боялась повлиять на их отношения. Я даже долго не давала о себе знать.

А еще я, будучи совсем молодой, летом часто приезжала в гости к одной подруге. Только на этот раз собралась у неё в доме вся родня по мужу вместе какой-то праздник отметить. И вот стоят они вокруг стола, еду дружно готовят и скубут, и скубут одну из невесток. Как пираньи накинулись. Та смущается меня, чужого человека, пытается защищаться. Но их человек десять и все горластые, ехидные. А моя подруга молчит, хотя перед этим рассказывала, какая Света хороший врач, что она милая, скромная женщина. Видно, сама их боится и не хочет ссориться.

Я не выдержала и вступилась.

«Зачем издеваетесь? – спрашиваю. – Знаете же, что она не сможет ответить вам так же грубо».

«Вы юмора не понимаете», – насмешливо ответила мне младшая из них, самая языкастая.

«Это не юмор, – объясняю. – Юмор говорится для радости, а у вас обыкновенная подлость. Света беззащитна перед вами. Я приравниваю ваше поведение к избиению ребенка».

«Пусть учится защищаться», – вступила в разговор старшая из сестер.

«Хамить, оскорблять, подличать? Может, ей за всю жизнь больше не придется встретиться с подобной сворой… компанией. Я уже поняла, что прекрасные качества вашей невестки для вас ценности не представляют». – Я умышленно говорила зло и резко. Мне с ними детей не крестить. А они даже не удивились моей дерзости. И я продолжила нападать.

«Если вам нравятся такие перестрелки, ведите их с достойными противниками. Хотя бы между собой. Что, боитесь получить по мозгам или по шее? Над слабым и воспитанным человеком измываться проще? Для чего нужна семья, родственники? Чтобы помогать, жалеть, сочувствовать. Может, это вам надо у Светы поучиться доброте, мягкости, снисходительности? По-вашему, она недостойна жить рядом с вами, быть женой вашего никчемного брата? А разве не наоборот? По-вашему, кто кого перехамит, тот и лучший?» Много еще чего говорила. Я тебе доложу, тот еще спектакль им устроила!

«Видать, учительша», – брезгливо усмехнулась мне в лицо младшая из дочерей хозяйки, которая наверняка сумела подмять под себя остальных.

И тут вошла их мать. И я безуспешно попыталась убрать с лица шоковую оторопь. По нестираемому желчному выражению ее физиономии, я сразу узнала в ней женщину, из-за которой не далее как сегодня утром в очереди за колбасой я подверглась шквалу обвинений.