Она и тут буквально обрушила на меня всю свою злость!
Понимаешь, эта женщина влетела в магазин и почему-то, нагло потеснив людей – мол, я здесь стояла, – устроилась впереди меня. Мне, конечно, это не понравилось, но, будучи гостьей в той деревне, я не стала возникать, только буркнула недовольно, что не помню ее. Ну, и получила от людей из очереди по полной программе. Веришь, я мужественно молчала. Ни слова не проронила в свою защиту!
– Собственно, такие вещи и со мной нередко случались. Возможно, мой вечно задумчивый, рассеяно-отрешенный взгляд тому виной – я и в очереди, как правило, продолжаю думать на отвлечённые темы, – и некоторые шустряки безошибочно выбирали меня объектом своих «мелких противоправных действий» – отреагировала на рассказ Лена.
– Ну, так вот, когда же на старуху в очереди зашумели, она умудрилась грубостью всем рты заткнуть. А выйдя из магазина, стала возмущаться, что я не помогла ей, не заступилась. Я даже остановилась, пораженная странной логикой незнакомой мне женщины «Вы, говорю, подставили меня под ураган незаслуженной ругани и еще выражаете недовольство моим поведением? Защищать надо человека, на которого нападают, а вы сами на всех наскакивали».
На праздничный обед в этой семье я не осталась. Извинилась перед подругой и уехала, облегчённо вздохнув. Мне ли стоять перед ними на полусогнутых!
– Тебе впору было потерять сознание или окончательно разделаться с ними, наградив семейку отборным матом, – рассмеялась Лена.
– Уронить себя перед этими?
– Соседа Витьку вспомнила. По-дурацки жил, по-дурацки любил. Специалист был, ни к чему не пригодный. И все же его жалко. Умер человек. Осталось трое ребятишек. Их еще жальче. А может, без него им стало лучше? Бил, выгонял на мороз босыми, раздетыми. Жену истязал. И сам как собака сгинул под забором. Не дошёл до дому, пьяным замёрз. Вот ведь жизнь, чёрт бы её побрал! Для чего жил, чему радовался, чем гордился? А как же без этого?
«Зачем Инна вспоминает тех, у кого неважно складывалась жизнь? С собой сравнивает, мол, у них много хуже? И я ей поддакиваю», – подумала Лена.
– Послушай, Лена, у мальчишки, который в десятом классе был в тебя влюблен, удачная судьба? Помню, учителя считали его талантливым, а ты говорила, что толку с него не будет, потому что он лодырь.
– Ты это о ком?
– О Димке, который воровал для тебя у своей бабки вкуснейшие на свете дыни.
– Я не знала, что воровал. Его бабка мечтала нас поженить, даже моей матери претензии предъявляла, мол, вы грамотные, знаться с нами не хотите. А мать шарахалась от неё как от прокажённой. В душе, конечно. Вежливо объясняла, что её дочь не замуж, а в институт стремится.
– И правда не догадывалась, что воровал? Ладно, дело прошлое. Что ты о нем знаешь?
– Ничего путного из него не вышло. Профукал он свой талант. Ни в карьере, ни в семье не преуспел. Перекати-поле. Шалтай-болтай. Самомнение выше крыши, и только. Стариков, его воспитавших, жалко. Не стал он им опорой в старости. Даже хоронить не приезжал.
– Забаловали они его, мол, без родителей растет.
– Да уж, точно.
– Он не стремился с тобой встретиться?
– Это после того, как я его наладила? Даже не заикался об этом. Не нарывался. А дружки его интересовались мной, расспрашивали, как и чем живу, заискивали. Понимала, для него старались. Смилостивилась. Вежливо рассказала. Но город не указала и отмела все попытки дознаться.
Инна, опять ты о плохом. Ведь все остальные наши деревенские мальчишки просто молодцы.
28
– Самая большая ценность для человека – время. |