– Как знать. Теперь корпоративные интересы и деньги для некоторых зачастую важнее здоровья тысяч людей.

– К сожалению.

«Инна усилием воли заставляет себя отвлекаться и думать о постороннем? Ей хуже?» – думает Лена.

Хандра непредсказуемо наплыла на Инну, и Лена увидела отчужденное опустелое лицо подруги и услышала ее усталый зыбкий голос:

– Чувствую, не выбраться мне из болезни, не выпутаться из её когтей. Придется перебираться в мир иной. Эта пытка ожиданием, этот гнетущий ужас… Угасаю, будто по капле остаток жизни цедя... Приятного мало. Мне бы внезапно, мгновенно или во сне.

– Я тоже хотела бы сразу.

Лицо Инны вдруг сделалось невыразимо страшным. «Как у бабушки в последние дни, – содрогнулась Лена. – Только бы не отнять у неё веру, только бы не лишить надежды. Господи! Не подает признаков жизни!»

– Все будет хорошо. Потерпи совсем чуть-чуть. Я с тобой. «Боже мой, как же она всё это выдерживает дома, когда совсем одна?! – ужаснулась Лена. – Немудрено начать заговариваться».

После этой страшной мысли Лене трудно дается даже внешнее спокойствие.

– Я не раздумала жить. Просто слиплись больные усталые глаза. «Враги ушли, и слава богу. Друзья ушли – счастливый путь…» – Инна попыталась улыбнуться собственной шутке. – Ершов, кажется. Тот, что «Конька-горбунка» написал в девятнадцать лет.

«Она бредит?» – пугается Лена.

– У тебя феноменальная память, уникальная.

– Энциклопедическая, – усмехнулась Инна.

– Обычно болезнь её съедает, а у тебя все в порядке. Это обнадеживающий фактор. Не держись за плохие воспоминания, не множь тоску. Ты переможешь болезнь. Я верю.

– Уработала я тебя?

– Расшевелила и взбодрила.

– Мне в голову забредают дурацкие мысли, мол, всё сошлось, как в разгаданном ребусе. И никто… им там… не указ. Сверх того я иногда слышу в своей голове… не мной… отчетливо произносимые разноречивые фразы. На меня от страха точно столбняк нападает. И я лежу, словно разбита параличом. Я учусь с беспристрастностью чужака разумом отстраняться от страхов и привыкать к мысли, что все равно скоро… Легче умирать, когда голова в отключке, когда ты как овощ. А то ведь каждым нервом, каждой клеточкой дрожишь. Сама себе противна. Понятно? Или я рассказчик так себе?

– А помнишь, Жанна говорила, что, уходя т у д а, мы всё теряем, чтобы всё обрести.

– Отрывок из романа Николая Островского вспомнила. Помнишь, наизусть в школе учили. Какая мощь, какая силища в его словах! Они вели нас по жизни и укрепляли дух.

– Я читала, как один мужчина совсем умирал и вдруг искренне поверил в Бога и выжил. После этого много еще добрых дел совершил.

– Наверное, молодой был. Пожилой человек, если и выживет, полноценно работать уже не сможет.

– Ну и что, если неполноценно? Рано тебе в архив. Нечего нежелание списывать на нездоровье. Хотенье скрытые резервы организма будит. Потихоньку, полегоньку тоже можно много хорошего сделать. По крупинкам, так сказать, по маковым зернышкам на божий каравай для многих людей.

– Какие уж там скрытые возможности, если из последних сил… Где она – надежда, за которую мы так яростно хватались всю жизнь?

– Ты превзошла себя.

– Не бог весть…

– Не нагнетай. Кроме желания выжить, есть еще мужество жить с этими крохами здоровья и энергии. В нашем дворе живет древняя старушка.