Изменить размер шрифта - +
Помню, удивил меня, казалось бы, наивный вопрос Германа. Он спросил смущенно: «Что тяжелее: в большой теннис играть или белье стирать?» Мы с ним в тот момент на корте разминались. Я ответила со смехом: «Разве ты встречал такую дуру, которая, бросив ракетку, вскричала бы радостно: «Ах, побегу домой, там же меня стирка ждет!» Теннис – это игра, удовольствие! Скачешь себе с восторгом, с азартом. Ты в другом, далеком от быта мире! А в ванной… надо, надо, надо».

– О жене беспокоился. Он, наверное, в то время только женился и пытался установить для себя меру своей помощи в домашнем быту.

– Разве не о себе? Я тогда ещё добавила, мол, пока ты сам не попробуешь стирать, гладить, мыть пол, вставать ночью к больному ребенку – все женские трудности будут для тебя под грифом «секретно» и ты никогда не будешь понимать проблем жены и ценить её труд. И это несмотря на то, что теоретически ты хорошо подготовлен. Хвала твоим родителям.

– Находясь рядом, я бы отсоветовала тебе ему советовать. Он и так слишком хорош, хоть в рекламу помещай.

– И в рамку на стену. Ничего, переживет. Никогда не помешает мужчине, даже такому идеальному, напомнить о его обязанностях, – заупрямилась Инна.

Лена не стала спорить.

 

– Странная штука – любовь. Возьми хотя бы Витю. Жену его на работе все злючкой считали, даже стервочкой, а он её обожал, не замечал ни жесткости, ни вредности. Говорил о ней только в превосходной степени. Ты бы видела, какую он прекрасную автобиографическую книгу написал! И в каждой строчке – она, его любимая, неповторимая, единственная. Сам себе внушил такую любовь или она сумела его околдовать?

«Готова думать о ком угодно, только бы не о себе», – подумала Лена.

– Где ты видела Виктора?

– В первом НИИ на юбилее Сани. Я именно там вдруг впервые задумалась над тем, как все-таки много значит для человека коллектив, в котором он работает. Почти половину жизни мы в нем проводим. Знаешь, приехали преподаватели, аспиранты, инженеры, начальники и младший персонал. Никого не забыл Санечка, особенно стариков, которые давно на пенсии. Многих я не видела двадцать-тридцать лет. Вокруг было лавина тепла и восхищения! Я пьянела от прекрасного общества, от встречи с людьми, которых в свое время уважала и по-своему любила. Понимаешь, эти люди на всю жизнь остались верны друг другу. Это было так трогательно!

Представляешь, вошла в зал. Все обнимаются, что-то радостно сообщают, фотографируются, маленькие подарочки в память о встрече дарят. Шум, гам, смех.

Смотрю, стоит незнакомый мне мужчина. Невысокого роста, сухощавый. Внутренне зажат, насторожен. Ни к кому не подходит, и к нему – никто. Первое впечатление, что впервые попал в эту компанию.

– Как новичок в незнакомый класс, – комментирует Лена.

– Кто он, думаю, этот «инкогнито»? Муж, не рискнувший без сопровождения отправить молодую жену на сход или, может, новый начальник, вынужденно приглашенный, чтобы влиться в коллектив? Меня будто кто подстегивал с ним поговорить. И я в несколько свободной манере и чуть вольным тоном – он нисколько не противоречил общей легкой атмосфере зала – сказала, что не припоминаю, с какой он кафедры.

– Непростительная вольность для трезвой женщины говорить с незнакомым мужчиной тоном избалованной особы. А как же придворный этикет?

– Я реально была опьянена встречей. Думаю, с высоты моего «преклонного» возраста я могла себе позволить некоторые флуктуации в поведении.

– Любишь экспериментировать?

– Шокировать. Это больше по моей части.

– Незнакомец не раскололся?

– Растерялся, пробормотал что-то уклончивое.

Быстрый переход