Это из труб
миноносцев отлетали назад багровые сгустки пламени. "Z-24" и "Z-25" шли на
полном ходу после атаки на "Тринидада", чтобы теперь поразить караван
веерами торпедных залпов. "Сокрушительный" резко отвернул влево, давая залп
всем бортом сразу из четырех стволов. Жахнул по врагу и главный калибр
"Гремящего". Со второго же залпа они накрыли противника.
- Попадание... в машину! - разом заголосили сигнальщики.
- Ясно вижу, - ответил Гурин, даже не тронув бинокль.
Эсминец врага запарил машиной, ускользая в заряде липкого снега. Третий
корабль противника полыхнул яркой вспышкой огня и тоже побежал прочь,
сбивая с надстроек зеленое пламя. "Семерки" не дали немцам прорваться к
судам каравана.
- Ох и врезали! - радовались матросы. - Прямо в примус... аж кастрюлькой
накрылись и побежали!
Бой был краток, как удар меча. За эти считанные мгновения, что насыщены
ветром и скоростью, противник успел дать по советским эсминцам пять залпов.
"Гремящий" и "Сокрушительный" ответили семью залпами. Видимость сократилась
до трех кабельтовых - все вокруг серое, вязкое, сырое, промозглое. Вот из
этой слякоти вырвался на пересечку нашего курса британский эсминец "Фьюри".
Его ухающие, как филины, автоматические "пом-помы" развернулись на
"Сокрушительный". К обоюдному счастью, на "Фьюри" быстро обнаружили свою
ошибку, а огонь союзников оказался неточным (убитых и раненых у нас не
было). Горячка англичан даже понятна: "Тринидад" торпедирован, а на
"Эклипсе" противник снес за борт две пушки, покорежий снарядами рубки.
Теперь надо было выручать союзников, и Гурин поспешил на помощь
британскому крейсеру. Это была печальная картина. Раненный торпедой
"Тринидад" медленно двигался в неразберихе шторма с креном на левый бцрт. А
рядом с ним, словно желая поддержать старшего собрата, рыскали верткие
корветы. Из пробоины под мостиком "Тринидада" валил дым. Потом оттуда
выметнуло язык оранжевого пламени.
- Котельный отсек залит,- прочел сигнальщик сообщение с "Тринидада",-
имею на борту много раненых...
С борта "Сокрушительного" комдив-1 П. Колчин "писал" на "Гремящий", что
получена шифровка из штаба: противник выставил на Кильдинском плесе пять
подводных лодок. До Мурманска оставалось еще 150 миль. В 11.30 англичане
ушли, ведя пораженный крейсер, и теперь весь караван встал под защиту
только двух наших эсминцев. О том, чтобы спать или есть, уже не могло быть
и речи. Все насущное проис-- ходило на мостике. Судьба каравана - это наша
судьба: каждый такой транспорт - это десять железнодорожных эшелонов с
оружием.
- А шторм усиливается, - обеспокоенно заметил Гурин своему помощнику
Васильеву. - Александр Михайлович, будьте любезны, обойдите еще раз нижние
палубы...
Крепчал и мороз, началось опасное обледенение. Многотонный груз льда,
твердо закоченевший на полубаках, мог задержать эсминцы в губительном
крене, и тогда корабли способны перевернуться.
- Людей-на обколку льда! - последовал приказ.
На подходе каравана к Кольскому заливу волны окончательно взбесились.
Кстати, эта же волны и помогли сейчас "Гремящему". В глубокой распадине
между высоких волн море вдруг обнажило рубку гитлеровской подлодки, словно
показывая: "Вот она, смотрите скорей, сейчас опять я захлестну ее волной!"
- Бомбы - товсь! - и Гурия приказал "полный" в машины.
Васильев потянул рукоять - над океаном завыла сирена. |