Едкий запах извести поднимался из ямы, и от него у меня по коже забегали мурашки. "Ты прав, - мяукнул кот, словно герой произведений Эдгара По, - окись кальция - это дешевая щелочь для обработки кислой почвы. Вполне уместная штука на винограднике. Но она также называется негашеной известью и является очень эффективным соединением для ускорения разложения человеческого тела".
Я с ужасом осознавал, что латыш и в самом деле собирается убить меня, а я тем временем старался определить, что у него за акцент, точно какой-нибудь ученый филолог, и вспомнить химические формулы, которые учил в школе.
В этот момент я впервые хорошенько его разглядел: высокий и дородный, как цирковая лошадь, но прежде всего в глаза бросалось его лицо. Вся правая сторона была изуродована, как будто он держал за щекой изрядную порцию жевательного табака; правый широко открытый глаз выглядел так, будто был сделан из стекла. Он, возможно, мог бы поцеловать мочку собственного уха. Ему, наверное, и приходилось делать это самому, так как человек с таким лицом, скорее всего, был начисто лишен чьей-либо привязанности.
- Становись на колени около ямы, - прорычал он, как неандерталец, которому не хватает парочки жизненно важных хромосом.
- Неужели ты убьешь старого товарища? - сказал я, отчаянно пытаясь вспомнить новую фамилию Небе или хотя бы один из латвийских полков. Звать на помощь я побоялся, так как знал: в случае чего, он пристрелит меня без малейшего колебания.
- Это ты - старый товарищ? - Он без особого видимого затруднения усмехнулся.
- Оберштурмфюрер в Первом латвийском, - сказал я с малоубедительной беззаботностью.
Латыш плюнул в кусты и тупо уставился на меня своим выпученным глазом. Пистолет, большой автоматический кольт вороненой стали, по-прежнему глядел мне прямо в грудь.
- Первый латвийский, да? Да ты же говоришь не как латыш.
- Я пруссак, - сказал я. - Наша семья жила в Риге. Мой отец работал на верфи в Данциге и женился на русской. - Для пущей убедительности я сказал несколько слов на русском, хотя и не помнил, была ли Рига больше немецкоили русскоговорящая.
Его глаза сузились, причем один гораздо больше другого.
- И в каком же году был создан Первый латвийский?
Я с трудом сглотнул и стал вспоминать. Кот подбадривающе мяукнул. Рассудив, что создание латвийских эсэсовских полков должно было следовать за операцией "Барбаросса", осуществленной в 41-м, я сказал:
- В сорок втором.
Он ужасно ухмыльнулся и покачал головой с медленным садизмом.
- В сорок третьем, - сказал он, приближаясь на пару шагов. - Это было в сорок третьем. Теперь становись на колени, или я тебе кишки выпущу.
Я медленно опустился на колени возле края ямы, чувствуя через, ткань брюк, как влажна земля. Я повидал достаточно эсэсовских убийств, чтобы понять, что он задумал: выстрел в затылок, мое тело падает прямехонько в готовую могилу, сверху бросается несколько лопат извести. Он обошел меня, сделав большой круг. Кот уселся понаблюдать, аккуратно обернув вокруг лап хвост. Я закрыл глаза и стал ждать.
- Райнис, - позвал чей-то голос. Прошло несколько секунд, но я не осмеливался посмотреть назад, дабы убедиться, что спасен.
- Все в порядке, Берни, можешь встать. - Я с шумом выдохнул свой страх. Неуверенно, с дрожащими коленками, поднялся с земли возле края ямы и повернулся, чтобы увидеть Артура Небе, стоящего в нескольких метрах от урода латыша. К моему раздражению, он усмехался.
- Рад, что тебя это так повеселило, доктор Франкенштейн, - сказал я. Твой чертов монстр чуть меня не убил.
- А о чем вообще ты думал, Берни? - сказал Небе. - Райнис только лишь выполнял свою работу.
Латыш кивнул угрюмо и убрал свой кольт в кобуру.
- Этот тип подглядывал, - сказал он мрачно, - и я его поймал.
Я пожал плечами:
- Утро чудесное. Я захотел осмотреть Гринциг и как раз восхищался твоим поместьем, когда этот Лом Чейни сунул мне пистолет в ухо. |