— Сколько еще придется ждать? — спросил полковник Ле Мас.

— Дней десять. Неделю. Может быть, и меньше, — ответил Ла Валлетт.

— Я думал, у нас в запасе еще месяц.

— Мы ошибались.

В убранстве кабинета Ла Валлетта отображался суровый характер его хозяина. Никаких гобеленов, картин и изящной мебели, которые были у его предшественников. Вместо них — камень, дерево, бумага, чернила, свечи. К стене прибито простое деревянное распятие. Полковник Пьер Ле Мас прибыл этим утром из Мессины с неожиданным подкреплением из четырехсот испанских солдат и тридцатью двумя рыцарями ордена. Это был плотный, закаленный в боях человек лет под шестьдесят. Ле Мас кивнул Старки и указал на разложенную карту.

— Только философ в силах расшифровать эти иероглифы. Карта, к досаде Старки, который сам занимался тонким искусством картографии, оказалась густо испещренной пометками и значками, придуманными Ла Валлеттом. Орден Святого Иоанна Крестителя делился на восемь лангов, или языков, в соответствии с происхождением их членов: Французский, Прованский, Овернский, Итальянский, Кастильский, Арагонский, Баварский и Английский. Ла Валлетт указывал на защитную стену, которая огибала Эль-Борго огромной каменной дугой с запада на восток, называя, за каким лангом закреплен каждый бастион.

— Франция, — сказал он, указывая на крайний правый бастион как раз рядом с Галерным проливом. Как и Ле Мас, Ла Валлетт был представителем самой воинственной французской провинции, Гаскони. — Затем наш доблестный Прованский ланг, вот здесь, на главном бастионе.

Ле Мас спросил:

— И сколько у нас рыцарей Прованса?

— Семьдесят шесть рыцарей и сержантов. — Палец Ла Валлетта двигался по карте на запад. — На левом фланге ланг Оверни. Затем итальянцы, сто шестьдесят девять копейщиков, за ними Арагон. Кастилия. Германия. Всего пятьсот двадцать два брата откликнулись на призыв к оружию.

Ле Мас наморщил лоб. Число рыцарей было печально мало.

Ла Валлетт добавил:

— С теми людьми, которых привели вы, у нас получается еще восемьсот испанских tercios и четыре десятка джентльменов удачи. Мальтийское ополчение составляет немногим больше пяти тысяч.

— Я слышал, Сулейман послал шестьдесят тысяч гази, чтобы сбросить нас в море.

— Если считать матросов, рабочие батальоны и обслугу — гораздо больше, — ответил Ла Валлетт. — Псы пророка гонятся за нами уже пять сотен лет, от Иерусалима до Крака-де-Шевалье, от Крака-де-Шевалье до Акра, от Акра до Кипра и Родоса, и каждая миля по ходу нашего отступления отмечена кровью, пеплом и костями. На Родосе мы предпочли смерти жизнь, и, хотя для всего мира это история, овеянная славой, для меня это позорное пятно. На этот раз не будет никакого «славного поражения». Нам больше некуда отступать. Мальта наш последний рубеж.

Ле Мас потер руки.

Прошу отрядить меня на пост чести. — Под этими словами Ле Мас подразумевал место, где сосредоточена самая большая опасность. Рубеж смерти. Он был не первым, кто просился туда, должно быть, он знал об этом, потому что добавил: — Вы мой должник.

Старки не знал, на что он намекает, но что-то пронеслось в воздухе между двумя товарищами.

— Мы обсудим это позже, — сказал Ла Валлетт, — когда намерения Мустафы проявятся яснее.