— Ибрагим.

— Отец, — отозвался Тангейзер. — Все будет хорошо.

Он поднял Аббаса на ноги и прислонил его к боку Бурака. Потом присел и подставил руки под ногу Аббаса.

— Давай вместе.

Тангейзер поднял его, а Аббас закинул ногу, сумел сесть в седло и привалился к шее Бурака, обхватив ее обеими руками. Тангейзер взял уздечку.

— Молись, — сказал он. — Прочти Ад-Дарият.

Пока Тангейзер вез Аббаса к замершей на месте лошади рыцаря, они произносили суру вместе:

— Клянусь ветрами, что веют, рассеивая прах, тучами, несущими бремя дождевой воды, кораблями, плавно скользящими по морю, ангелами, распределяющими веления Аллаха, обещанное вам истинно осуществится. Воистину, суд праведный грядет!

Тангейзер склонился над павшим рыцарем. Красная пена пузырями выходила из его ноздрей, борода блестела от крови. Рука зацепилась за поводья коня; Тангейзер наступил на его руку и высвободил поводья. Он сел верхом на боевого коня, и тот поднялся под ним на дыбы, но Тангейзер сжал коленями его бока и усмирил животное; Бурак подошел ближе, и его присутствие, кажется, успокоило другого коня. Аббас цеплялся за короткую льняную гриву, теперь его губы шевелились, не произнося ни звука. Тангейзер взял Бурака за поводья, и они все вместе двинулись обратно в котловину.

Тангейзер поглядел на юг и увидел отряд Людовико, проделавший уже половину пути через долину к выходу из котловины. Орланду в безопасности. Немного позади и левее отряда двигалась еще пара всадников: Гуллу Кейки и Борс. Поскольку в котловину все время въезжали и выезжали курьеры де ла Корны, только что прибыл новый отряд рыцарей из Эль-Борго, то при общем столпотворении из раненых, конных и пеших никто не обратил ни малейшего внимания ни на один из уехавших отрядов. На севере битва переместилась к поросшим травой склонам и уступам из песчаника, обрамлявшим залив Святого Павла. Дальше были сбившиеся в кучу лодки и долгий путь домой, в Золотой Рог.

Тангейзер заставил коней идти рысью, он обогнул христиан с тыла, там, где Сари Бейрак продолжал с боем отступать. Между этим клочком земли и местом главной битвы протянулся участок долины, где схватка шла не так яростно, и Тангейзер направился туда. Они проехали через широкий круг, где велась битва, словно существа, занесенные каким-то волшебством в чужой сон, потому что никто, как показалось, не заметил их, никто не преградил им путь. Лошади высоко поднимали ноги, перешагивая через тела, загораживающие дорогу, и среди этих последних Тангейзер не заметил ни одного раненого мусульманина, потому что накатывающие волны христиан прикончили всех. Они прошли через разорванный строй и добрались до берега залива, где пятнадцать тысяч человек сцепились в рукопашной на миле песка.

По всему берегу рассыпались турки, пытающиеся погрузиться в лодки. В некоторых местах сражающиеся заходили в волны, и прибой окрашивался алым, накатывая на ноги солдат. Янычары, сидящие в баркасах, которые отходили к кораблям, стреляли в mangas, выстроившиеся на склонах, а пушки с галер метали ядра в христианских копейщиков. Сражение будет идти еще не один час, но единственный вопрос — сколько покойников оставят турки, отступая. Тангейзеру было уже все равно. Он проталкивался через толпу, боевой конь плечами отодвигал в стороны народ, с величественно-насмешливым видом наступая на тех, кто упал.

— Агаси Сари Бейрак! — выкрикивал Тангейзер, и ряды людей расступались, когда они видели, что он везет за собой окровавленного генерала.

У кромки воды шла погрузка на три баркаса. Тангейзер соскочил на землю и подошел к Аббасу. Глаза Аббаса от боли превратились в узкие щелки. Он просто соскользнул с седла на руки Тангейзера. Тангейзер понес его к отмели, сын, оберегающий отца. На корме второго баркаса Тангейзер заметил Сали Али, который, кажется, руководил погрузкой, потому что он направлял пистолет на лезущих в воду людей, отчаянно желающих попасть на борт.