— Никто мне ничего не объяснил, только велели никого не пускать, — раздражённо произнёс охранник.

— Послушай, — сказал Кавакита. — На будущей неделе у меня презентация в Национальном научном фонде, дел по горло. Если пропустишь меня…

На лице у Джимми появилось выражение замешательства.

— Я просто выполняю свою работу.

— Идём отсюда, — сказала Марго Каваките. — Выпьем кофе в комнате отдыха. Может, узнаем у кого-нибудь, что случилось.

— Сначала я хотел бы зайти в туалет, если найду такой, куда вход не перекрыт, — раздражённо ответил Кавакита. — Иди, я тебя догоню.

Всегда распахнутая дверь комнаты отдыха для служащих в тот день оказалась закрытой. Марго взялась за шарообразную дверную ручку, думая, не лучше ли дождаться Грегори. Потом открыла дверь. Уж без его-то поддержки она как-нибудь обойдётся.

Внутри двое полицейских разговаривали, стоя к ней спинами.

— Это уже который раз, шестой? — хихикнул один.

— Потерял счёт, — ответил его напарник. — Но желудок у него должен наконец опустеть.

Когда полицейские расступились. Марго увидела комнату отдыха.

Просторное помещение было безлюдным. В дальнем конце, возле кухни, кто-то склонился над раковиной. Человек сплюнул, вытер губы и обернулся. Марго узнала Чарли Прайна, нового специалиста по консервации, которого взяли на работу полгода назад, чтобы восстановить экспонаты для новой выставки. Его ничего не выражающее лицо было пепельным.

Полицейские, подойдя к Прайну, мягко подтолкнули его к двери.

Марго посторонилась, пропуская группу. Прайн шёл скованно, будто робот. Марго инстинктивно опустила взгляд.

Туфли Прайна были в крови.

Рассеянно глядя на Марго, Прайн заметил, как изменилось выражение её лица. Последовал за нею взглядом; потом остановился так внезапно, что шедший сзади полицейский наткнулся на него.

Глаза Прайна расширились и побелели. Полицейские схватили его за руки, он стал сопротивляться, заскулил. Его быстро вывели из комнаты.

Марго прислонилась к стене, пытаясь справиться с сердцебиением, тут вошёл Кавакита и с ним ещё несколько человек.

— Перекрыта, должно быть, половина музея, — сказал он, покачивая головой и наливая себе кофе. — Никто не может войти в свои кабинеты.

И словно в ответ на его реплику система общественного оповещения с хрипом заработала. «Внимание! Всех находящихся в здании служащих просим пройти в комнату отдыха».

Когда они сели, по двое, по трое стали входить служащие. Главным образом лаборанты и помощники хранителей без полномочий: время для появления важных лиц было ещё ранним. Марго бесстрастно смотрела на входивших. Кавакита что-то говорил, но она его не слышала.

Через десять минут помещение наполнилось людьми. Все говорили разом: возмущались, что не могут войти в свои кабинеты, обсуждали каждый новый слух. В музее никогда не происходило ничего сенсационного, и теперь настроение у всех было приподнятым.

Кавакита отпил кофе и скорчил гримасу.

— Сплошная гуща. — Повернулся к Марго. — Онемела? С тех пор как мы сели, рта не раскрыла.

Она, запинаясь, стала рассказывать о Прайне. Красивое лицо Кавакиты вытянулось.

— Господи, — наконец произнёс он. — Как ты думаешь, что случилось?

Когда прозвучал его баритон. Марго осознала, что все разговоры в комнате стихли. В дверном проёме появился крепко сложенный лысеющий мужчина в коричневом костюме, из кармана его плохо сидящего пиджака торчала полицейская рация, изо рта — незажжённая сигара. За ним вошли двое полицейских в форме.

Мужчина встал перед сидящими в комнате, вынул изо рта сигару, снял табачную крошку с языка и откашлялся.