Во дворце было слишком много суеты. Целая армия придворных, как прожорливая саранча, пожирала все, и королю постоянно приходилось думать о пополнении запасов продовольствия. Параллельно с этим ему нужно было ежедневно разбирать судебные тяжбы, проверять отчеты вороватых чиновников, посещать монастыри и т. д. и т. п.

Молодая королева сразу же показала себя дальновидным и энергичным государственным деятелем. На французских документах той поры наряду с подписями ее мужа встречаются и славянские буквы: «Анна Ръина» (то есть Anna Regina, или «королева Анна»). Римский папа Николай II, удивленный замечательными политическими способностями Анны, написал ей в письме:

«Слух о ваших добродетелях, восхитительная девушка, дошел до наших ушей, и с великою радостью слышим мы, что вы выполняете в этом очень христианском государстве свои королевские обязанности с похвальным рвением и замечательным умом».

Очень скоро Анна, по сути, стала соправительницей мужа. Об этом говорят документы, в частности государственные акты и грамоты, дарующие льготы или жалующие вотчины монастырям и церквям, на которых можно прочитать: «С согласия супруги моей Анны» или «В присутствии королевы Анны».

* * *

По словам Франсуа де Мезере, автора трехтомной «Истории Франции», «все надеялись, что этот брак будет более счастливым, чем брак с первой женой короля — Матильдой. Однако надежды добрых французов оправдались не сразу: прошло несколько лет, а детей все не было. Франция, прождав так долго счастья, уже начала терять надежду. Король был от этого в большом огорчении, а Анна, огорченная еще более, чем он, безутешно скорбела. Перепробовав все существующие лекарства, она обратила свои молитвы к небу, уповая на святого Венсента — заступника французов».

В 1053 году, наконец, случилось то, к чему предназначила женщину природа, и Анна, к великой радости короля, родила ему здорового и невероятно крикливого наследника.

После этого Генрих на время отстранил жену от государственных дел. Он готов был выполнить любое ее желание и одарить ее новыми угодьями; он весь сиял, глядя на долгожданного новорожденного. Заметим, что и во время беременности с Анны не спускали глаз и не позволяли ей одной сходить по крутым каменным лестницам — таково было повеление короля, опасавшегося, что неловкий шаг может повлечь за собой падение будущей матери и тем причинить вред плоду.

Когда епископы Роже и Готье, в течение многих лет бывшие советниками Генриха, пришли к нему и спросили, как он желает назвать сына, король, едва сдерживая наполнявшую его сердце радость, ответил:

— Спросите у королевы!

Сам Генрих в этот час не имел желания думать о чем-либо, и ни одно имя не приходило ему на ум, кроме имени отца. Но Робертом звали и его мятежного брата. Кроме того, королю хотелось сделать приятное супруге. Ведь она в муках родила сына, пусть и наречет его, как пожелает. У Генриха никогда не было сил противостоять Анне в важных решениях. Едва епископы ушли в королевскую опочивальню, король сказал окружающим с привычной своей грубоватостью:

— Пусть назовут моего наследника как угодно, лишь бы французская корона прочно держалась у него на голове!

Епископы направились к Анне:

— Король прислал нас узнать, как ты хочешь назвать новорожденного.

Счастливая королева тихо сказала:

— Хочу, чтобы его нарекли Филиппом! Пусть будет таким его имя.

— Филиппом? — недоумевал Готье.

Епископы переглянулись.

— Но почему ты пожелала дать сыну такое имя? — переспросил королеву изумленный Роже. — Ни один французский король пока не звался так. Разве не более достойно было бы назвать его, скажем, Робертом, в память о благочестивом отце нашего короля? Или в честь славного предка дать ему имя Гуго?

Но Анна оставалась непреклонной.