Да! Место силы как язва на теле нашего мира, нельзя оставить все как есть. Надо запечатать его, пока не случилось большой беды.

— Помоги мне, Вседержитель! Ангелы небесные, не оставьте заботой своей…

И знаете что? Они и не оставили.

Когда я вернулся к гранитной плите, туман еще не успел добраться до потухшего костра и эманации запредельного не извратили жар углей, не отравили его своей потусторонней заразой.

Я вывалил на кострище ветви можжевельника, придавил их и подул, не спуская взгляда с места силы. Реальность дрожала там и выгибалась; нечто невообразимое пыталось проникнуть в наш мир, будто всплывал и никак не мог вырваться из объятий ила долгие века пролежавший на дне морском левиафан.

Молочная пелена приблизилась, ее белесые отростки раскинулись во все стороны, но как раз в этот миг сухая хвоя вспыхнула ярким огнем, стремительным и чадящим. Я едва успел кинуть сверху охапку сорванной на поляне травы. Стебли загорелись, но почти сразу костер погас и от него повалил густой дым. И тогда туман стал просто туманом. Метавшиеся в нескончаемой агонии души грешников отступили, пусть ненадолго и недалеко.

Вытащив из подсумка заготовку волшебной палочки, я ткнул ею в угли, выждал, пока конец не закурится дымком, и повел рукой, подцепляя сгустившийся эфир. Тот неохотно потек, и несколькими набросками мне удалось соткать в воздухе семиконечную звезду. Затем пришел черед второстепенных фигур и вспомогательных символов. Поначалу с ними не возникало никаких проблем: туман и дым оказались прекрасными помощниками — они позволяли визуально контролировать рисунки и не полагаться на одно лишь истинное зрение. Но дойти до финальной стадии ритуала оказалось отнюдь не просто. Угли на осиновой ветви начали гаснуть, и мой сделанный на скорую руку волшебный жезл стал куда хуже прежнего взаимодействовать с незримой стихией. Эфир срывался с него, фигуры смещались и не желали становиться в правильные позиции, некоторые символы и вовсе развеивались, стоило только переключить свое внимание на что-то иное.

Святые небеса! Умение работать напрямую с эфиром без инструментов и обрядов — вот признак истинного мага, одного из тех, кого именуют маэстро. А я… Я просто жалкий ритуалист!

Обида на всех и вся, раздражение и сожаление о недостижимых возможностях лишь на краткий миг раскололи скорлупу моей сосредоточенности, но хватило и этого. Туман забурлил и породил на свет светловолосого молодого человека, высокого и плечистого. Призрак не был писаным красавцем, лицо портили узкая челюсть и тонкие губы — невесть с чего люди полагали их свидетельством безвольного характера. Отчасти ситуацию исправляли благородный прямой нос, высокий лоб и правильный разрез глаз — некогда синих, а теперь — молочно-белых под стать затянувшей все кругом пелене.

Я с первого взгляда узнал потустороннего гостя. Да иначе и быть не могло: сложно не узнать самого себя, пусть и помолодевшего на добрых пять лет.

— Ты убил меня! — зло крикнул призрак. — Ты убил меня столь же верно, как если бы воткнул в сердце нож! Из-за тебя я впутался в это дерьмо!

Из-за меня?! Я буквально задохнулся от возмущения и обиды. Безумно захотелось рявкнуть в ответ, что он сам выбрал свою судьбу, что всему виной его собственная гордыня, но миг слабости уже прошел. Я стиснул зубы и невероятным усилием воли заставил себя промолчать.

Самоконтроль! Никто и ничто не заставит меня утратить самоконтроль! А слезы на глазах… Это все дым. Едкий дым, не более того.

Доппельгангер шагнул ко мне, но я предугадал это движение и отступил за костер. И последующий рывок призрака тоже предугадал, успев за миг до того со всей силы пнуть прогоревший можжевельник и продолжавшую чадить траву.