Хранилище оказалось протяженнее, чем Эцио себе представлял. Наконец он остановился возле массивного гранитного саркофага. Едва Аудиторе подошел к нему, тот осветился, словно приглашая поднять крышку. И как только ассасин прикоснулся к ней, послышалось шипение, но сама крышка поднялась легко, будто прилипнув к его пальцам. Из недр гробницы струился удивительный желтый свет – теплый и живительный, как свет солнца. Эцио прикрыл глаза ладонью.

Из саркофага поднялась фигура, чье лицо ассасин увидел не сразу, но понял, что перед ним женщина. У нее были огненные глаза, меняющие цвет. Женщина посмотрела на Эцио, потом заговорила. Вначале ее слова напоминали птичье щебетанье, но постепенно превратились в слова его родного языка.

Голова женщины была увенчана шлемом. На плече сидела сова. Ассасин поклонился.

– Приветствую тебя, Пророк, – сказала богиня. – Я десять тысяч лет ждала твоего появления.

Эцио не осмеливался поднять голову.

– Хорошо, что ты пришел, – продолжала она. – У тебя с собой Яблоко. Позволь мне на него взглянуть.

Аудиторе покорно подал ей Яблоко.

Рука женщины гладила воздух над Яблоком, не касаясь его поверхности. Яблоко засветилось пульсирующим светом. Глаза женщины снова устремились на Эцио.

– Нам надо поговорить.

Она наклонила голову, словно раздумывая о чем-то. Эцио показалось, что на ее сверкающем лице мелькнула улыбка.

– Кто ты? – решился спросить он.

– У меня множество имен, – вздохнула она. – Когда я умерла, меня звали Минервой. Прежде я звалась Мервой, Мерой… каждое время давало мне свое имя. Гляди!

Она указала на ряды саркофагов, мимо которых проходил Эцио. Каждый из них вспыхивал бледным лунным светом.

– Это моя семья… Юнона, чье прежнее имя было Уни… Юпитер. Его когда-то звали Тинием.

Ассасин остолбенел.

– Так вы… боги?

Послышался звон, похожий на звук разбитого стекла. Так могла звучать падающая звезда. Это был смех Минервы.

– Нет, не боги. Мы просто пришли… раньше вас. Но даже когда мы еще были в этом мире, люди пытались объяснить наше существование. Мы были более… развиты. Это самое близкое слово, какое есть в твоем языке… Ваш разум и сейчас еще не готов нас понять… – Она помолчала. – Время еще не пришло. А может, и никогда не придет… Но сейчас важно другое. – Ее голос стал чуть суровее. – Ты можешь не понимать нас, но должен понять наше предостережение…

Минерва замолчала.

– Пока что из сказанного тобой я почти ничего не понял, – признался Эцио.

– Дитя мое, эти слова предназначены не тебе… Они для…

Она посмотрела в сумрак хранилища. В темноту, простирающуюся за пределы стен и времени.

– В чем дело? – спросил ассасин, ощущая испуг и собственную ничтожность. – О чем ты говоришь? Здесь больше никого нет!

Минерва приблизилась к нему, наклонив голову. От нее исходило материнское тепло, окутывающее все его уставшее, израненное тело.

– Я намерена говорить не с тобой, но через тебя. Ты – Пророк.

Она воздела руки, и потолок хранилища стал небесным сводом. На ее сверкающем бесплотном лице появилось выражение бесконечной печали.

– Ты сыграл свою роль… Ты держишь Его здесь… А теперь, прошу тебя, помолчи… это необходимо для нашего общения. – Ее лицо по-прежнему было исполнено грусти. – Слушай!

Эцио видел все небо и звезды. Он слышал их музыку.