|
В их стремлении рассказать публике о краях, к которым они питали горячую любовь, нет ничего корыстного или предосудительного, но, к сожалению, методы, избранные ими для изучения родных мест, не имеют ничего общего с научным подходом к делу. Многим из них попросту не хватало научного образования или, по крайней мере, серьезного отношения к объекту своего изучения. Анри Буде горячо интересовался историей своей малой родины, что, впрочем, не мешало ему испытывать интерес и к другим краям. „К великому несчастью любителей тайн и сокровищ, личные бумаги аббата Буде существуют до сих пор. Они свидетельствуют о кропотливой и напряженной научной работе, которую вел кюре Ренн-ле-Бен. По ним можно судить, с каким рвением этот ученый человек занимался этимологическими изысканиями, касающимися множества деревень и местечек Од, — и Ренн-ле-Бен не является исключением из правил…“ Из введения, которое так и осталось неизданным, становится ясно, что Буде относился к своим теориям со всей серьезностью: все написанное им не являлось какой-либо криптограммой, предназначенной для того, чтобы привести кладоискателя к заветной кубышке».
Однако факт остается фактом: очутившись на страницах «романа об аббате Соньере», аббат Буде превратился в сообщника и вдохновителя кюре Ренн-ле-Шато, а его произведение со всеми лингвистическими оплошностями и нелепостями стало гигантским ребусом, таящим в себе ключ, какой был у Соньера, проникшего в утробу сокровищ. «Истинный кельтский язык» вернее было бы переименовать в «Истинный птичий язык», то есть язык, недоступный для понимания. Разумеется, разгадать тайну «проклятого золота» и знаменитой «двери, ведущей внутрь» можно лишь в том случае, если ищущему удастся расшифровать произведение аббата Буде. Именно таким остался аббат Анри Буде в памяти потомков… Вряд ли несчастный кюре мечтал о подобной славе. Кому понадобилось затеять всю эту авантюру с расшифровкой текста, который всего лишь собрал воедино сведения, почерпнутые из произведений XIX века? Зачем нужно было приплетать к абсурдному произведению аббата еще более абсурдные теории? Аббат Буде был достойным и честным человеком, даже несмотря на то, что его лингвистические гипотезы не выдерживали никакой критики. Это не повод для того, чтобы снабжать их не менее фантастическими объяснениями. Ключ к сокровищам следует искать отнюдь не в «Истинном кельтском языке». Упорное привлечение внимания к трудам аббата Буде — всего лишь ловкий маневр для того, чтобы сбить со следа ищущих и любопытных, чтобы утаить истинный путь… В том же ключе стоит изучить и другое «творение», вызывающее пристальный интерес и множество толкований: храм аббата Соньера, его внешнее и внутреннее убранство. По поводу знаков и указаний, оставленных в храме Ренн-ле-Шато, написано немало работ: его необычное украшение, множество аномалий, замеченных в деталях его интерьера, — все это наталкивает на мысль о том, что подобное оформление святилища таит в себе некое послание, оставленное аббатом. По крайней мере, если бы он захотел его оставить, то он не мог бы сделать этого лучше. Среди тех, кто ищет ключ к сообщению Соньера, обязательно найдется тот, кто уже нашел его… но, увы, не полностью. Впрочем, это одна из характерных (и, бесспорно, раздражающих) особенностей этого «дела»: в нем можно восстановить практически все факты и указания, так и не получив общей картины. Поселившись в Ренн-ле-Шато, Беранже Соньер задумал отреставрировать и украсить свой храм. Похвальная цель, преследующая одновременно несколько задач: придать своему приходу новую значимость — и тем самым оставить о себе добрую память, увековечить себя в своем творении, что свойственно каждому человеку. Однако череда непредвиденных событий несколько поменяла и планы аббата, и его дальнейшую жизнь: он сделал открытия, которые позволили ему продолжить свои действия. |
