Одна из них — неистовое стремление к вычурности. Внутреннее убранство хаотично, храм перегружен надписями, орнаментами, статуями. Порой начинает казаться, что автор этого замысла стремился сконцентрировать максимум информации на минимальном пространстве, задавшись целью не оставить в церкви ни одного пустого места. Причина перегруженности храма, возможно, проста: церковь маленькая, свободного пространства в ней мало, а у Соньера, к сожалению, маленькая мания величия. Его попытка реконструкции портика на кладбище — яркое тому свидетельство: он бы хотел воздвигнуть нечто грандиозное, но не имел на это достаточных средств, а потому довольствовался жалкой миниатюрной копией знаменитых портиков, какие можно увидеть в монастырях на севере Финистера. Однако можно спросить себя, не был ли этот «артистический хаос» умышленным, что если безвкусный интерьер храма, перегруженный деталями, был призван утаить некую важную информацию?

Вторая константа — непреодолимая тяга к разного рода инверсиям. Прежде всего стоит вспомнить о «вестготской» колонне у входа, на которой установлена статуя Богоматери Лурдской. Такой священник, как аббат Соньер, разбирающийся в формах и разновидностях крестов, не мог не знать, что крест на «вестготской» колонне перевернут. Одно из двух. Либо рабочие установили колонну неправильно, а Соньер не осмелился (или не смог) заставить их исправить ошибку, либо камень установили именно так, а не иначе по личному пожеланию аббата. Какое из этих предположений верное? Сложно сказать. Далее, картины, изображающие этапы крестного пути, располагаются в обратной последовательности: первая картина находится слева от алтаря, в то время как традиционное ее положение — правая сторона алтаря. Более того, почему статуи Девы Марии и святого Иосифа расположены друг против друга (и в конечном счете инверсионно) по обе стороны алтаря? Почему в руках каждой из них находится младенец? И почему, наконец, неподалеку от входа виднеется дьявол, ярчайшее олицетворение инверсии? Появление в храме дьявола все же можно оправдать: в конце концов, он вынужден поддерживать кропильницу. Как видно, для него это не самый приятный труд: согнувшись под тяжестью кропильницы, он преклоняет колено, свидетельствуя тем самым о своем порабощении, в то время как лицо его выражает ужасные страдания. Можно ли найти более яркое и емкое олицетворение победы Всевышнего над нечистым? Хотя, бесспорно, оно несколько смущает и удивляет верующих, не привыкших к присутствию в стенах святилища дьявола, пускай даже порабощенного.

Правда, верующие предупреждены заранее: «Terribilis est locus iste» («Место сие ужасно»). Впрочем, устрашающий смысл такого высказывания, взятого из рассказа о сне Иакова (книга Бытия), смягчен другим выражением: «Domus mea domus orationis vocabitur» («Дом Мой домом молитвы наречется для всех народов»). К тому же на своде портика, где выгравированы гербы монсеньора Бийара и папы Льва XIII с девизом «Lumen in coelo» («Свет небесный»), можно различить еще более успокаивающее изречение, окаймляющее замок свода: «Hic domus Dei est et porta coeli» («Это не иное что, как дом Божий, это врата небесные»). Треугольное поле фронтона (тимпан) заслуживает не меньшего внимания. Его верх увенчан крестом, вокруг которого расположена надпись «In hoc signo vinces» (дословно «в этом знамении ты победишь»). В центре тимпана находится статуя Марии Магдалины: в руках покровительница храма держит крест, а на одеянии святой, как это ни странно, виднеется змея.