— Твоя. Ты своим безразличием оттолкнул меня. И с тех пор, ничего не изменилось. Ты по-прежнему расцениваешь наш брак как партнерство. И единственное место, где, с твоей точки зрения, я приношу пользу, — это спальня.

Слезы навернулись Эмили на глаза.

— Сабина осталась в прошлом. Теперь моя жена — ты. И хотя бы ради Жан-Клода я предлагаю тебе остаться здесь.

Эмили открыла глаза. Бледные лучи солнца объявили о наступлении нового дня. Приближалась осень. Было трудно поверить, что она провела в замке почти месяц.

Это было нелегкое время. Каждую ночь Эмили, пряча лицо в подушку, беззвучно плакала. Пока она не почувствует, что Люк верит ей, не существует никакой надежды на продолжение их брака.

Единственным проблеском было то, что Робин уехала из замка, и Люк стал потихоньку оттаивать. Возможно, этому способствовала маленькая вечеринка, которую они устроили для Жан-Клода на его первый день рождения.

Эмили тяжело вздохнула, и у нее перехватило дыхание, когда до боли знакомый голос прозвучал с другой стороны кровати, до сих пор разделенной шелковым валиком.

— Почему ты так грустно вздыхаешь, cherie? Тебе так плохо здесь?

— Нет, — ответила она честно, недоумевая, почему Люк не отправился на свою обычную утреннюю прогулку верхом. — Я просто запуталась.

— Понятно.

Нежность в голосе мужа окончательно доконала Эмили, и она изо всех сил закусила губу. Валик оказался непреодолимым барьером. Каждую ночь, ложась на свою сторону кровати, Люк желал ей томным голосом «спокойной ночи», потом гасил лампу и, казалось, сразу же засыпал.

Очевидно, он не был измучен болезненным желанием близости, которое заставляло Эмили беспокойно крутиться до самого рассвета. Но даже тогда, когда она засыпала, ей снилось, как они занимаются любовью. А то, что каждый вечер он без стеснения раздевался перед ней донага, только разжигало пламя ее желания.

— Почему ты не поехал на прогулку?

— Я подумал, может быть, ты захочешь присоединиться ко мне.

На его подбородке проступила темная щетина, а темные волосы были взъерошены после сна. Он напоминал пирата, и его распутное очарование было для нее слишком большим соблазном.

— Возможно, как-нибудь в другой раз, хотя с твоей стороны очень любезно предложить это, — ответила она неестественным голосом.

Его тихий смех наполнил ее желанием отшвырнуть валик в дальний угол комнаты. Ей нравился его смех, нравился он сам, но его внезапное дружелюбие могло быть и уловкой.

— Ты бы удивилась, насколько любезным я могу быть, ma petite, — поддразнил он, — и когда-то ты очень любила ездить верхом. Помнится, ты много времени проводила со своим любимцем Касимом.

— Это было так давно, — прошептала Эмили, свернувшись клубочком под покрывалом.

Было глупо предаваться воспоминаниям о любимом скакуне. Касим был продан вместе с другими лошадьми. Ее отец объяснил это необходимостью снизить расходы на содержание поместья. Он никогда не понимал, что дочь получала от коня ту любовь, которую не давали ей родители и сестры.

Узнав о продаже своего четвероногого друга, Эмили, совершенно обезумев от горя, рванулась к конюшне, где и нашел ее Люк. Она так горько рыдала, что у него чуть не разорвалось сердце. Люк нежно обнял Эмили, сел на кучу сена и, посадив девушку себе на колени, укачивал до тех пор, пока она не успокоилась. Ей было уютно и надежно в крепких объятиях Люка, и она рассказала ему, что к концу недели Касим будет вывезен из страны. При этом Эмили вновь расплакалась, и Люк наклонил голову, чтобы губами осушить ее слезы.

Первое прикосновение его губ к ее губам было для нее открытием, и она вся задрожала, когда его язык обвел контур ее рта.