|
- У вас есть старший сын? - Да, Филипп. Он женат. - А вы не думаете, что Ален у него? - Они не встречаются. Ничего не случилось, уверяю вас, кроме того, что я болен и остался один. Мне стыдно, что вы побеспокоились. Доктор не должен был... Не знаю, зачем я сказал ему про Алена. Наверно, у меня была высокая температура. Может быть, и сейчас. Не нужно оставаться здесь. Такой беспорядок! Очень душно. Не могу предложить вам даже стакан вина. - У вас нет прислуги? - Она не пришла. Было ясно, что Лагранж лжет. Мегрэ не решился спросить, есть ли у него деньги. В комнате было жарко, удушливо жарко, воздух тяжелый, спертый. - Не открыть ли окно? - Нет. Слишком шумно. У меня болит голова. Все болит. - Может быть, лучше отправить вас в больницу? Это его испугало. - Только не это! Я хочу остаться здесь. - Чтобы дождаться сына? - Сам не знаю. Странно. Временами Мегрэ охватывала жалость, и сразу же он раздражался, чувствуя, что перед ним играют комедию. Возможно, этот человек был действительно болен, но не настолько, чтобы распластываться на постели, как жирный червяк, не настолько, чтобы в глазах у него стояли слезы, а толстые губы складывались в гримасу плачущего ребенка. - Скажите, Лагранж... Мегрэ замолчал и вдруг поймал взгляд Лагранжа, ставший неожиданно твердым, один из тех пронзительных взглядов, который на вас украдкой бросают женщины, когда им кажется, что вы разгадали их тайну. - Что? - Вы уверены, что, когда просили доктора пригласить вас на обед для встречи со мной, вам нечего было мне рассказать? - Клянусь, я его просил просто так... Он лгал: именно поэтому и клялся. Опять же как женщина. - Не хотите дать никаких указаний, которые помогут нам найти вашего сына? В углу комнаты стоял комод. Мегрэ подошел к нему, все время чувствуя на себе взгляд Лагранжа. - Все же я попрошу у вас его фотографию. Лагранж собирался ответить, что у него ее нет. Мегрэ был настолько уверен в обратном, что как бы машинально выдвинул один из ящиков комода. - Здесь? В ящике были ключи, старый бумажник, картонная коробка с пуговицами, какие-то бумаги, счета за газ и электричество. - Дайте мне... - Что вам дать? - Бумажник. Опасаясь, как бы комиссар сам не раскрыл бумажник, он нашел в себе силы приподняться на локте. - Дайте... Кажется, там есть прошлогодняя фотография. Его лихорадило. Толстые, похожие на сосиски пальцы дрожали. Из маленького кармашка, явно зная, что она там, он вынул фотографию. - Раз вы так настаиваете... Я уверен, что ничего не случилось. Не нужно ее давать в газеты. Ничего не надо делать. - Я вам верну ее сегодня вечером. Или завтра. Он снова испугался. - Это не к спеху. - А что вы будете есть? - Я не хочу есть. Мне ничего не нужно. - А сегодня вечером? - Мне, наверно, станет лучше, и я смогу выйти. |
